Хочется начать этот рассказ привычным – “В некотором царстве, в некотором государстве жил-был…”, настолько эта история похожа на сказку. Но нет, произошла она не в вымышленной стране, а на просторах Центральной Азии в стародавние времена, в первой половине XIX века, ещё до того, как Туркестан стал частью Российской империи. Жил в Ахал-теке не то чтобы бедный, но и не шибко богатый юноша-текинец, которого звали Рахман-Аяз. Всё его достояние состояло из жены-киргизки, выменянной им где-то близ Каспийского моря на двух верблюдов и лошадь, — судя по цене, жена красотой не блистала, — одного верблюда, доставшегося ему при разграблении какого-то каравана, доброго коня, добытого при баранте (разбойничьем набеге) и десяти овец. Не такое уж большое богатство, однако Рахман-Аяз не слишком сокрушался – много ли нужно сыну степей – был бы верблюд, чтобы кочевать с места на место, да конь, чтобы рыскать по безграничной степи, да несколько овец, чтобы снабжать человека пищей и одеждой. Свобода и степь, степь и свобода – вот настоящая роскошь. После родной степи текинец любил больше всего своего доброго коня, а потом уже жену. Рахман был молод и беспечен, зиму проводил в кибитке, в полном бездельи, а летом водил караваны и, как человек ловкий и отважный, очень нравился караван-баши, бухарцу Рахимбаю, который всегда брал того с собой, два раза в год ведя караван в Бухару. С этого и начались все беды молодого текинца. Принятый в доме караван-баши, как человек доверенный и близкий, Рахман однажды увидел дочь караванщика, и чувство, доселе неведомое текинцу, вспыхнуло в нём, подобно степному пожару. На Востоке любовь загорается словно порох. Покрывало, практически полностью скрывающее женщину, вызывает любопытство и будит фантазию мужчин. Если же покрывало ненароком, — намеренно или случайно, — спадёт с лица, и если женщина не дурна собой – желание обладания ею быстро овладевает увидевшим её восточным мужчиной.
Текинец Рахман был молод и хорош собой и не мог не понравиться Нюр-Паше, — так звали дочь караванщика, — которая возможно впервые увидела постороннего мужчину. И вскоре молодые люди нашли способ увидеться и объяснится. Окрылённый Рахман, обратился к Рахимбаю, с просьбой отдать ему дочь в жёны. Тут следует сказать, что караван-баши, лицо в Средней Азии чрезвычайно важное, чаще всего назначаемое лично ханом, всегда богатое и пользующееся всеобщим уважением. Рахимбай, конечно, любил свою дочь, но в первую очередь для него важным было дело – то есть барыши и убытки. И он заломил для претендента в его зятья неслыханный калым – товарами и верблюдами на сумму 400 тилля.
— Сможешь столько заплатить? — спросил он Рахман-Аяза.
— Нет у меня столько, — понуро ответил текинец.
— Так нет тебе и моей дочери.
С этих пор все мысли влюблённого юноши были как добыть эту плату за жену.
Пробовал подстерегать близ караванного пути запоздалого путника или другую добычу, но добыча оказывалась или слишком скудной, или не под силу одному, а сообщников он собрать не мог, поскольку не пользовался известностью лихого налётчика. Пытался участвовать в баранте, то есть набегах с целью захвата пленников-рабов, но на его долю приходилось слишком маленькая доля. Чтобы скопить нужную сумму пришлось бы ждать годы, а терпения текинцу не хватало, да и мало ли что может случиться за это время. И тут пришла ему в голову мысль: отправиться в Тегеран и сообщить английской миссии сведения о судьбе английских офицеров Стоддарте и Конноли, томившихся в бухарской тюрьме-яме. После чего он собирался доставить письмо из Тегерана для пленников, а оттуда ответное сообщение. Предприятие, конечно, отчаянное, но Рахман-Аяз уже имел случай оказать небольшую услугу Конноли, и знал как щедро платят англичане за дела подобного рода.
Но тут, необходимо пояснить, кто же такие эти англичане и как они попали в неволю к Эмиру Бухары.
В конце декабря 1839 года в Бухару отправился британский агент подполковник Чарльз Стоддарт.
Главная задача, стоявшая перед ним, была уверить бухарского эмира, что предстоящее вторжение британских войск в Афганистан не несет угрозы его владениям.
Вторая цель: сбор военно-политических сведений. Что случилось с британским агентом, достоверно не известно. Возможно, он вёл себя недостаточно почтительно – Восток – дело тонкое, – только эмир Насрулла Бахадур Хан приказал бросить его в тюрьму. На спасение Стоддарта осенью того же года из Кабула был отправлен капитан Артур Конолли. Однако и Конолли постигла та же участь, что и его сослуживца.
Очевидно, эмир решил держать англичан в качестве заложников, ожидая чем закончатся военные действия в Афганистане.
Рахман-Аяз, справедливо полагал, что за сведения о своих агентах, британцы хорошо заплатят. Поначалу всё складывалось неплохо, текинец благополучно добрался до английской миссии в Тегеране, рассказал всё что знал о несчастных пленниках и получив письмо к ним, прибыл в Бухару. Однако, передать послание оказалось не так-то просто. Целый день прослонялся он возле Кана-хане, страшной яме-темнице, но так и не улучил момент, чтобы передать послание. Страшное узилище, находилось в цитадели города, недалеко от дворца Эмира, здесь же были дворы, занимаемые гаремом и визирем, так что проникнуть туда было непросто – темницу охраняли стражники-сарбазы. Что же делать, -думал Рахман, выйдя из цитадели. Но не зря караван-баши ценил текинца за ловкость и находчивость. Новая мысль пришла в голову настойчивого влюблённого и с некоторыми предосторожностями он отправился в еврейский квартал. У одного из домов, несколько покосившегося от времени, он остановился и несколько раз постучал. Из дома раздался хриплый голос, и, после того как Рахман представился, дверь отворилась и оттуда выглянул тощий старик маленького роста с небольшой седой бородой. Это был, известный всей Бухаре Саул-Качкадан. А известен он был тем, что тайно снабжал сановников Эмира и вообще богатых и знатных людей вином, и другими снадобьями в которых нуждались старцы, имеющие молодых жён.
— Что тебе нужно, — сухо проговорил старик.
— Мне нужно вино.
— Ты что, сын шакала, по-твоему, я держу здесь этот богопротивный напиток?
— Послушай, я приезжий, ты сам это видишь по моей одежде и языку. Здесь я почти никого не знаю и выдать тебя не могу, да и не захочу. Я друг Абдурасула, который сказал, что я могу обратиться к тебе в случае нужды.
— Хорошо, я знаю Абдурасула, он был моим истинным благодетелем. Говори, в чём дело? Но прежде, скажи ты можешь заплатить мне за услугу? Я человек бедный.
— Могу.
— Хорошо, вот тебе вино, а теперь скажи в чём твоя нужда?
— Ты вхож в дом караван-баши Рахимбая?
— Да, он жалует меня.
— Можешь видеть его дочь?
— Почему же нет. Могу. Я принесу отцу вина, а дочери кораллы и ещё кое-какие безделушки, что так нравятся девушкам. К тому же они теперь понадобятся к свадьбе.
— Какой свадьбе, — вскрикнул юноша, вздрогнув всем телом.
Теперь Саулу, всё стало ясно.
— Не пугайся, — сказал старик, усмехнувшись, — это предположение, свадьба может и не состоится.
— А кто жених?
— Нюр-Пашу прочат за бухарского джелила (палача).
А нужно сказать, палач в Бухаре лицо весьма уважаемое. Во-первых, он богат, поскольку его доход состоит из остатков имущества казнённого (основная часть идёт в казну), кроме того, родственники осуждённого платят палачу, как по обязанности, так и потому, чтобы избавить от мучений свою жертву. А во-вторых, никто из подданных эмира не может поручиться, что не попадёт к нему в руки. Джелил, особа приближённая к эмиру и нередко удостаивается от него подарков и даже халата с ханского плеча.
— Скажи ей Саул, чтобы она не выходила ни за кого замуж, что ещё скошенный луг не позеленеет, а я вернусь опять в Бухару и заплачу за неё калым. А если она меня не послушает, если джелил ей более мил, пусть выходит за него, пускай вместе тешатся над тем, что я за женщину готов отдать жизнь. И пусть знает, что я и мёртвый не дам ей покоя. Я поклялся добыть её во что бы то ни стало, и сдержу клятву, — а её клятва, принадлежит мне и никому другому.
— А где ж ты найдёшь столько денег? Все знают каков Рахимбай, у него счёты вместо души. Говорят и джелил кряхтит – так велика сумма, что караван-баши заломил за дочь.
Задумался текинец, как не был легковерен сын степей, но открыв свою тайну хитрому старику, он понимал, что тому нет выгоды предать его, но выдать тайну британцев, он не решался. Но, с другой стороны, выполнить столь опасное поручение, в одиночку вряд ли получится. Видя сомнения, промелькнувшие на лице Рахмона, Саул проговорил:
— Впрочем, мне нет дела, где ты возьмёшь деньги, хоть займи их у дьявола.
— Ладно, слушай. И текинец, решившись, всё рассказал старику, у которого по окончании рассказа глаза засверкали как у кошки, почуявшей добычу.
— А от кого и как ты получишь деньги в случае успеха?
— Половину здесь от одного индийца, по записке которую даст Стоддард, другую в Тегеране.
— Что ж, думаю, деньги верные.
— А теперь исполнишь моё поручение? Передашь мои слова Нюр-Паше?
— Непременно, не волнуйся – успокоил Саул текинца, но мысли его блуждали уже где-то далеко, разрабатывая хитрый план по проникновению в темницу: “Дело не такое уж простое. Ворота цитадели вечером запираются и возле них всегда караул. Подкупить его нечего и пытаться, охранники всецело преданы хану”.
— Придётся перелезать через стену, — оторвавшись от своих мыслей обратился старик к Рахман-Аязу, — без лестницы, иначе заметят… ты сможешь это сделать?
— Могу. Была бы только ночь потемней.
А что потом, вновь задумался Саул. Возле тюрьмы ещё один караул, правда там большей частью персияне, с ними можно договориться. Узнать бы, когда в карауле буду люди повернее, а там в ход пойдёт подкуп, вино…
Посовещавшись ещё некоторое время заговорщики разошлись.
А вскоре настало время действовать.
Продолжение следует.
На заставке: картина Н. Н. Каразина “Караван”
