Глава седьмая
В шесть часов утра 15 марта, отправив вперёд разъезды для разведки, казаки двинулись к занятому японцами городу.
Чончжоу, сжатый с двух сторон скалистыми горами, подобно другим корейским городам того времени, был обнесён высокой крепостной стеной сложенной из серого камня. К нему вели три дороги, поэтому отряд разделился на три колонны, чтобы охватить город с трёх сторон.
Левую, — две сотни аргунцев повёл, — полковник Трухин, правую, состоящую из сотни читинцев вёл в бой полковник Павлов, а три сотни составившие среднюю колонну, возглавил лично генерал Мищенко. День выдался тёплым и ясным. Утренний туман скоро рассеялся и в чистом горном воздухе было видно далеко. Около половины одиннадцатого подошли к городу. Ворота, к удивлению, были открыты, и передовой дозор, войдя туда доложил, что никого не видно. Стояла тишина и казалось город вымер. Однако, стоило только отряду попытаться продвинуться дальше, загремели выстрелы. Японцы залегли в трёхстах метрах к западу от крепостных стен и открыли огонь. Казаки спешившись, залегли и вступили в перестрелку. Вскоре выяснилось, что силы японцев составляли рота пехоты и эскадрон конницы. Однако, несмотря на столь незначительные силы и на господствующее положение русских, занявших высоты, японцы держались стойко, и лишь после ураганного винтовочного огня отступили и укрылись в близлежащих фанзах (корейских домах). Причём, над некоторыми из них были подняты флаги Красного креста, показывающие, что в этих помещениях производятся медицинские действия с ранеными. Тем временем, к защитникам города на выручку бросились три эскадрона японской кавалерии, стоявших в пяти километрах от Чжочжу. Двум из них удалось прорваться к городу, третий же попал под огонь казачьих винтовок, и в беспорядке повернул назад. На узких улицах города, началась суматоха, под ливнем пуль метались люди, лошади, повозки.
Этой сумятицей решил воспользоваться штабс-капитан Степанов, скомандовав “шашки вон”, он поднял в пешую атаку залёгшую цепь.
— Берегитесь, ваше благородие, в вас целят, — стали кричать ему казаки.
Но было поздно. Сражённый вражеской пулей, Степанов упал замертво.
Казаков в атаку повёл корнет Базилевич, но и он, пробежав несколько шагов, рухнул получив пулю в живот.
В это время на дороге показалось облако пыли, — это на помощь атакованным спешили японские пехотные роты. Мищенко приказал оседлать коней и, под огневым прикрытием сотни Читинского полка, отряд в полном порядке стал отходить, забрав убитых и раненых.
Деморолизованный противник не стал преследовать русский отряд, и казаки, спокойно дошли до Куансона, расположенного в одиннадцати километрах от места боя, и остановился там на двухчасовой привал, чтобы оказать медицинскую помощь раненым. Потери русских в этом бою составили: убитого штабс-капитана Степанова, тяжело раненого корнета Базилевича и поручика Андриенко, а также трое убитых и двенадцать раненых казаков.
Потери противника, по официальным японским данным, составили три офицера и 14 солдат. Однако, информация эта, вызывает сильное сомнение, поскольку по сведениям полученным русской разведкой от корейцев, японское командование наняло пятьсот человек местных жителей для переноски 120 раненых.
Этот скоротечный бой, кроме некоторой трёпки заданный японцам, позволил получить информацию о том, что в окрестностях Аньччжу, Чончжу и Пхеньяна сосредотачивается 1-я армия генерала Куроки. Поэтому оставться перед ней, имея за собой реку без удобных переправ было весьма рискованно и на следующий день Мищенко отдаёт приказ отходить к Инчжу для переправы через Ялу. Отход осуществлялся с усиленной охраной обоих флангов, поскольку были получены сведения, что продолжается интенсивная высадка японских войск.
18 марта достигли реки и сразу же начали переправляться на другой берег. Ялу была весьма коварна, даже в сухое время года она представляла собой серъёзную преграду, а в пору весеннего ледохода переправа через неё была чрезвычайна трудна и опасна.
Место форсирования реки определил командующий 3-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизией генерал Н.А. Кашталинский, которому было приказано обеспечить её, и чьи войска обороняли противоположный берег. Но, вопреки просьбе генерала Мищенко о подготовке переправы у Тюренчена, место для переправы было определено Кашталинским в направлении Шахедзы — Ичжу. Павел Иванович, считал, что японцы могут успеть к переправе отряда у Ичжу, и с оперативной точки зрения оказался прав. Однако, изменить приказ не получилось и отряд отправился в Инчжу согласно приказа.
Переправа началась в три часа дня.
Лёд по реке уже прошёл, но некоторые льдины ещё плыли. Сотник Сараев высланный к переправе загодя, сумел заготовить лодки-боты, выдолбленные из цельного дерева и несколько шаланд (небольшое плоскодонное парусное судно с малой осадкой и низкими бортами). Сёдла, оружие и люди переправлялись в лодках, лошадей же погнали в ледяную воду привязывая по 6-8 цугом, но шли они в воду неохотно. Не обошлось без происшествий.
Так, на одной лодке плыли три урядника 6-й сотни Читинского полка с привязанными к боту лошадьми. Неожиданно одна лошадь дёрнулась от удара в неё проплывающей льдины и перевернула лодку. Казаки попадали в воду, однако, уцепившись за хвосты лошадей благополучно выбрались на берег.
В течение дня удалось переправиться только двум сотням и вьючному обозу. А медлить было нельзя – противник был уже близко. В следующие сутки смогли перебраться на другой берег ещё восемь сотен. Затем начался сильный ледоход, и река покрылась быстро проплывающими льдинами. Переправа стала невозможной ни для людей, ни для лошадей. По словам местных жителей, корейцев, такое состояние реки могло продлиться двое-трое суток. К пяти часам 20 марта к месту переправы прибыл сам командующий, генерал Мищенко. До этого момента, он с несколькими сотнями казаков занимал позицию на перевале в нескольких километрах отсюда, прикрывая отход отряда от возможного появления противника. Примерно в 8 часов вечера Павел Иванович посылает на тот берег охотников (добровольцев) для доставки пакета с донесением на телеграфную станцию в селение Матуцео. Вооружившись топориками и шестами, добровольцы пустились в опаснейшее предприятие.
Оставшиеся на берегу с замиранием сердца следили как смельчаки прыгали со льдины на льдину, работая шестами и топорами. К счастью, всё закончилось благополучно, никто не пострадал.
Ко всеобщему облегчению к десяти часам вечера вода начала спадать и река, в основном, очистилась от льда. Переправу возобновили и к трём часам следующего дня она была закончена. Последняя лодка перевезла командующего отрядом со штабом и конвоем. И едва она оказалась на другом берегу, река словно дожидаясь этого момента, возобновила ледоход.
Огромныйй воинский труд был завершён. Именно воинский, поскольку эту тяжелейшую переправу, совершенно обоснованно, можно смело приравнять к выигранному сражению. Конница прижатая к реке, могла оказаться лёгкой добычей для японцев, шедших по пятам за русским отрядом. Но, успели вовремя – уже 21 марта Инчжу был занят японской армией.
Поход, продолжавшийся 49 дней был завершён. За это время отрядом Мищенко была произведена разведка в районе русла реки Ялу от устья до Пектона и через Анчжу, Пхеньян и Нимбен до реки Чончонган и далее. В результате было установлено, что значительные силы японцев высадились в начале февраля в бухтах Жёлтого моря Чемульпо, Хачжо и Цинампо и двинулиь вглубь Корейского полуострова по направлению к Пхеньяну и Анчжу. Были замечены вереницы обозов противника с носильщиками-кули.
С другой стороны, результаты похода могли быть значительно более существенными, если бы над Мищенко не довлел приказ «строго беречь нашу конницу», и если бы главные силы отряда не были отведены к Ичжу, тогда когда дальнейшее пребывание его в Корее было просто необходимо для пользы разведки.
А Павлу Ивановичу Мищенко была поставлена новая задача.
В.ФЕТИСОВ
Продолжение следует
На заставке: Фотография Виктора Буллы из альманаха “Летопись русско-японской войны”, №9, 1904 г.
