Упоение боем
Предваряя свои воспоминания об участии Павла Ивановича Мищенко в Русско-Японской войне, военный корреспондент Апушкин пишет: “Я хочу здесь поделиться лишь воспоминаниями о том, чему я был очевидцем, о чём слышал непосредственно от участников и что связано с именем генерала, этого бесспорного героя минувшей войны, вышедшего с незапятнанной репутацией, с непомрачённой славой из тех тяжёлых испытаний, которые столь обильно посылала судьба его отряду и всей нашей армии в течение всей роковой для нас войны с Японией. И я льщу себя надеждой, что в них читатель найдёт ключ к разгадке того обаяния, которым Мищенко пользовался в армии, и той популярности, которую он приобрёл себе во всех слоях русского народа, став воистину народным героем”.
И это действительно так, имя генерала Мищенко пользовалось в русской армии огромной популярностью. Солдаты отдельной Забайкальской бригады, которой командовал Павел Иванович, с гордостью говорили: “Я в отряде Мищенко”. Генералу приписывалось даже потопление владивостокской эскадрой японского транспортного конвоя «Хитати-Мару».
В одном из писем к дяде, племянник Павла Ивановича писал ему: “Напиши, дорогой дядя, много ли вы взяли в плен японских кораблей”. Такова была молва, дошедшая до самых дальних российских окраин.
И именно бригада Мищенко стала передовым отрядом Маньчжурской армии и оставалась им до конца войны, и хотя полной пригоршней хлебнула лишения и горести, но и навеки покрыла себя воинской славой.
В самом начале февраля 1904 года был сформирован передовой конный отряд под командованием генерал-майора Мищенко. В него вошли: 1-й Читинский и 15-й Восточно-сибирский стрелковый полки, 1-я Аргунская охотничья команда и 1-я Забакайльская казачья батарея. Первоначальной задачей, поставленной перед отрядом, было найти и разгромить японскую кавалерию.
6 февраля три казачьи сотни Читинского полка с ходу захватили селение Ичжу. Вражеской кавалерии там не оказалось, но были захвачены шесть японцев и три японки. Ими оказались майор Того Тацузиро с женой, служанкой и пятью солдатами. Майор оказался разведчиком, который был сюда отправлен для наблюдения за движением русских войск. Он был немедленно арестован и отправлен в Иркутск.
Через несколько дней в Ичжу сконцентрировался весь передовой отря Мищенко и вскоре двинулся вглубь Кореи к древней её столице, Пхеньяну. Этот город имел важное стратегическое значение, именно на него опирался левый фланг операционный базы японцев. К тому же через Пхеньян, как через крупный торговый перекрёсток проходили дороги на Маньчжурию, Сеул и на северо-восток в Ганзен.
Дорога была тяжёлой — пришлось преодолеть семнадцать весьма трудных и протяжённых – до 17 вёрст — перевала.
12 февраля передовые части отряда перешли через реку Чончонган и остановились в Аньчжу, выслав разведывательные разъезды к Пхеньяну и к городу Нимбену.
Согласно разведданным, полученным от местных жителей, в городе находился отряд японцев численностью до 8 тысяч человек. Вскоре случилась первая стычка. Сотня Читинского полка под командованием есаула Перфильева на рассвете 15 февраля вплотную продвинулась к городу. На разведку был отправлен разъезд подъесаула Сарычева (будущий адъютант командующего войсками Туркестанского ВО), который наткнулся на небольшую группу японцев состоящую из шести драгун и офицера, опешившую от неожиданной встречи. Казаки, выхватив шашки бросились в атаку, но враг, не приняв боя, устремился в бегство, отстреливаясь на ходу. Догнать и уничтожить врага не удалось, — с городских стен раздались выстрелы, и погоня была прекращена. Однако, неожиданное появление русских у стен Пхеньяна вызвало там некоторую панику.
Пришлось казакам отходить.
К сожалению, отправляя в Корею отряд, русское командование не побеспокоилось об организации разведки в полном объёме, не укомплектовав передовой отряд переводчиками, картами, устройствами для наблюдения и денежными средствами. Но, при этом требовало от Мищенко полной и достоверной информации. И, мало того, не поверили донесениям генерала о сосредоточении у Пхеньяна противника. Как позднее выяснилось, это была 1-я армия генерала Куроки.: «Японцы на меня сердятся, — с горечью сетовал Павел Иванович, — да и в Ляояне мною недовольны».
Углубившись вглубь Кореи отряд генерала Мищенко на расстояние до 150 километров, достоверных сведений о противнике так и не получил. Приходилось полагаться лишь на сведения, полученные от местных жителей.
В бой с врагом, однако, вступить не пришлось. 18 февраля отряд получил приказ отойти к реке Ялу. В соответствии с депешей №121 генерала Линевича предписывалось «строго беречь нашу конницу; решительно не допускать, чтобы наша немногочисленная конница была расстроена в первый же период кампании». Надо сказать, это опасение русского командования лишиться конницы в начале войны сыграло свою отрицательную роль.
Пришлось отходить. Таким образом возможность помешать действиям японских войск в Корее была упущена.
В соответствии с приказом, Мищенко сосредоточил свой отряд в Ыйдчжу, высылая разъезды для ведения разведки, которые из-за своей малочисленности не могли с боем проникнуть через японские сторожевые заставы и ограничивались сбором информации от местных жителей, которые чаще всего были недостоверны.
Больших боёв не было, но стычки с японскими разъездами проходили постоянно. Одну из таких схваток ярко описывает Апушкин. Возвращаясь из Нимбена разведывательный отряд казаков подхорунжего Назарова, атаковал японских кавалеристов, ведущих бой с разъездом 1-го Аргунского полка. Японцы, увидев атакующих, бросились врассыпную, но один свалился с лошади, запутавшись в стремени и поводе. Казак 2-й сотни Дорофей Першин, опередив товарищей, бросился к японцу, но тот, освободившись от пут, с саблей наголо ждал его приближения. Ради честного боя Першин тоже спешился и кинулся на японца. Завязалась фехтовальная дуэль. Оба соперника оказались весьма искусными бойцами и “долго слышался лязг их клинков друг о друга”. Наконец Першин изловчился и нанёс противнику удар. Тот бросился бежать, но был сражён пулей.
Так, в мелких стычках завершился февраль.
3 марта генерал Мищенко, лично возглавив 6-ю сотню Аргунского полка, выехал к Аньчжу, занятого к этому времени двухтысячным японским отрядом, и с правого берега Чончонгана произвёл усиленную рекогносцировку города. Затем, отойдя к Пакчену, занял отдельными заставами правый берег реки Пакченган. Отсюда высылались разъезды к морю для наблюдения за бухтами. 5 марта между Чончонганом и Пакченганом была обнаружена японская кавалерия. Туда немедленно были направлены две казачьи сотни, чтобы воспрепятствовать противнику перейти Пакченган. Японцы, увидев казаков, не принимая бой отошли к Анчжу.
С целью определить силы японцев генерал Мищенко, выслал вперёд две сотни. Одна из них наткнулась на неприятеля. Спешившись, казаки открыли винтовочный огонь. После нескольких залпов, ввиду превосходящих сил японцев, сотня стала отходить. В результате разведки боем, выяснилось, что небольшие передовые отряды японцев находятся уже на правом берегу Пакченгана. Также, была получена информация, что в порту Цинампо началась высадка войск с прибывающих транспортных судов и японская армия начала движение к Пхеньяну и далее на север.
Регулярно о результатах разведки Мищенко посылал донесения командованию.
Так в телеграмме в Петербург от 5 марта Наместник Алексеев сообщал: “Генерал Мищенко доносит, что, по сведениям из Пхеньяна, там находится я понская пехота при нескольких орудиях. На корейских подводах передвигаются запасы продовольствия. Неприятелская кавалерия в массах не замечается; видны только одиночные всадники; конский состав плохой и слабый. Наш разъезд на берегу реки Чион-Чион-Гана, в пяти верстах от Пнчжу, открыл присутствие неприятельской пехоты, встретившей его огнём, причём у нас убита одна лошадь”.
Ещё в одной телеграмме от 9 марта, Алексеев сообщал: “По донесениям генерала Мищенко, 4 марта разъезды, подойдя близко к Анчжу, заметили, что на левом берегу Чин-Чан-Гана, против города возведены неприятельские окопы. По предположению, в Анчжу находится одна дивизия, в Пхеньяне остальная часть 1-й армии. Вследствие полученного сведеня о прибытии в Пакчен двух неприятельских эскадронов, туда были отправлены две наши сотни, с целью воспрепятствовать переходу противника через реку Пакченган. Сотни эти заметили на левом берегу реки три неприятельских эскадрона, которые с приближением нашего отряда, не приняв боя, начали отходить к Анчжоу Сила японских эскадронов около 190 коней. В ночь на 6 число два посыльных нашей летучей почты между Касаном и Ченчжу наткнулись на японский разъезд, были встречены его огнём, но благополучно отошли. По сведениям, 300 человек неприятельской конницы 6 марта заняли Ионгбен; в Анчжу заготовлен материал для наводки мостов севернее и южнее города”.
Таким образом, задачу разведки, поставленной командованем перед Мищенко, можно было считать выполненной, и генерал назначил на 14 марта переправу через Ялу обратно на маньчжурский берег. Однако, её пришлось отложить, и вот по какой причине. Павлу Ивановичу, для ознакомления, было прислано письмо, которое командующий Маньчжурской армией генерал Линевич отправил командующему 3-й Восточно-Сибирской стрелковою дивизией, “сторожившего Ялу”. В письме сообщалось, что главнокомандующий адмирал Алексеев, будучи доволен в общих чертах действиями передового конного отряда, находит, однако, что Мищенко действует с чрезмерной осторожностью. Генерал Линевич, в связи с этим, выражает сожаление, что “Мищенко не потрепал японцев”.
“Ну, что ж, — решил Павел Иванович, — надо, значит устроим трёпку”. И собрав офицеров, произнёс следующую речь:
— Мы уходим за Ялу, но надо завершить наш поход боем, чтобы дать урок японцам. Японская кавалерия, видимо, от него уклоняется, так заставим её принять бой, и дадим ей почувствовать силу наших шашек.
14 марта Мищенко во главе своего отряда отправляется в боевой поход на Чончжу, где по добытым сведениям стояли четыре эскадрона японской кавалерии.
В.ФЕТИСОВ
Продолжение следует
На заставке: Казаки в Маньчжурии. С фотографии М. Роджера, рисунок Л. Сабатье. Журнал “Новая иллюстрация”, № 37, 1904 г.
