Дела минувших лет
Рамиль в последнее время стал практически неуправляем. Конечно, что и говорить, ангелочком и паинькой он не был никогда, — с раннего детства доставлял немало хлопот родителям. Матери то и дело приходилось краснеть да оправдываться, то на родительском собрании в школе, то перед возмущенными до крайности соседями. Везде успевал Рамиль «нашкодить»: дрался со сверстниками почти, что «смертным боем», дерзил учителям, демонстративно выбегая из класса, откровенно и нагло хамил соседям.
Родителей своих ни в грош не ставил, посылал куда подальше. А однажды на отцовский ремень отреагировал в своем стиле: дикой истерикой, боем стекол в доме, а потом убежал и пропадал целую неделю. Мать тогда извелась, оббегала все больницы да морги, слез пролила — на всю оставшуюся жизнь наверное хватило бы. Привел его участковый инспектор, отощавшего, с блуждающим взглядом. Как оказалось, бродил где-то по помойкам на городских окраинах, питался чем попало, жил, как отшельник, пока не попался на глаза сердобольным людям. Они его отмыли, одели, покормили, а он в ту же ночь в благодарность за доброту и сердечное отношение из шкафа деньги украл, а потом «смылся». Поймали его, но наказывать не стали, простили маленького негодяя добрые люди, тем более у правоохранителей были данные на пропавшего мальчика. Они его домой и отправили.
Вот так он и рос волчонком, не признававшим душевное отношение. На всех плевал с высокой колокольни, никого не признавал, — ни окружающих, ни родителей, никому слова доброго не сказал.
Ну, то, что еще ребенком курил в подворотнях – так об этом практически все знали, но связываться не хотели, — помнили прекрасно про побег из дома. А вот когда Рамиль подрос, так появилась новая проблема — похлеще курения. Стал он все чаще прикладываться к бутылке, причем во хмелю становился буйным, задирался к прохожим, отчаянно лез в драку и зачастую домой не приходил, а практически – приползал. Весь в пыли, грязи, с побитым лицом, он как всегда валился в прихожей и что-то невнятно пробормотав, забывался в беспокойном сне.
Для родителей: Марлена Энверовича и Марьям Зарифовны настали тяжелые времена. Мучил их сынок, покоя не давал своими дикими выходками, пьяными дебошами. Оскорблял, с кулаками лез на отца и мать, если денег на спиртное не давали. Братишку своего Рустама, ни во что не ставил, бил нещадно, издевался, как хотел. А потом в один из дней, как говориться — «допрыгался». С дружками, как он потом пытался объяснить на следствии, «по пьяни» залезли в квартиру к столичному коммерсанту, да поживились там по полной программе. Похитили дорогие вещи, ювелирные ценности, кое-что из бытовой техники, а потом продали все по дешевке, чтобы потом два дня пьянствовать на одной из квартир. Там их и «взяли» оперативники.
Потом было следствие, суд и началась у Рамиля другая жизнь – только теперь на зоне и совсем по другим правилам.
Отсидел он положенный срок и вернулся домой. Да только на радость или на беду?
Что там и говорить…
После возвращения из мест не столь отдаленных, Рамиль видать решил, что домочадцы в той или иной степени виноваты в его бедах и то, что пришлось ему «отдохнуть» на нарах, — в этом тоже виноваты именно они!
Работать он категорически не желал и встав на учет у местного инспектора профилактики, лишь создавал видимость, что собирается встать на путь исправления.
Запил Рамиль пуще прежнего, постепенно теряя человеческий облик. Деньги у родных уж не просил и не требовал… Выбивал! Соседи, слыша каждый раз крики и причитания матери, увещевания отца, плач братишки, пытались утихомирить разбушевавшегося подонка, — да все бесполезно. Протрезвев после очередного дебоша Рамиль запирался в своей комнате, не желая никого видеть. А бывало в зале, включал на полную громкость телевизор и насупившись словно сыч, смотрел без разбору одну передачу за другой. И слова ему сказать не смей, если не хочешь с подбитым глазом ходить…
…Все это копилось день ото дня, угрожая лопнуть, словно нарыв, вырваться наружу дикой злобой, ненавистью.
Это произошло в середине весны, ближе к полудню. Рамиль в тот день с дружками, особенно сильно «накидался». Пили в какой-то вонючей подворотне сивушную «бормотуху», потом разжились водкой, ну а в конце решили «отлакировать» пивком. Опьяневшие до одурения, они продолжали жадно глотать алкоголь, ставший для их луженных глоток, чем-то вроде чудодейственного бальзама, уносившего их далеко-далеко в туманную пелену. Потом, дико выкрикивая грязные ругательства, подрались, перегрызлись, словно бродячие псы, не поделившие найденную кость и в конце своего безумного спектакля, с разбитыми в кровь физиономиями и расквашенными носами, разбрелись кто куда.
Рамиль шатаясь, плелся домой. По дороге его дико тошнило, не разбирая пути шел мимо брезгливо морщившихся прохожих, мутно оглядываясь на них и бормоча что-то себе под нос.
До дома добрался скорее инстинктивно. Матери и братишки дома не было, — уехали в район проведать больную тетку, а отец Марлен Энверович смотрел телевизор. Отец был на пенсии — свое уж давно отработал, а потому все больше с друзьями прогуливался, или в маленьком огороде возился. Там недавно посадил саженцы плодовых деревьев, чем был несказанно доволен.
Рамиль зашел в комнату и бесцеремонно толкнул отца в плечо:
— А ну пошел отсюда, тут мое место!
Марлен Энверович, привыкший к диким пьяным выходкам сыночка, на этот раз задохнулся от внезапно накатившего гнева.
— Ты что мерзавец себе позволяешь?! – закричал он, сдернув с носа очки, — совсем уж мозги пропил? Как с отцом разговариваешь!
Рамиль уставился на отца бессмысленным взглядом, а потом вдруг на мгновение, осознав его слова широко размахнувшись, ударил его кулаком в лицо. Потом еще раз. Марлен Энверович свалился на пол, пытаясь закрыться руками, рассвирепевшего сына было уже не остановить. Он остервенело пинал его ногами в голову, бока, живот, а потом видимо решив что этого мало для достойного наказания, обеими ногами прыгнул отцу на грудь…
…Когда Рамиль наконец прекратил изгаляться над неподвижным телом, он тяжело дыша, отошел в угол комнаты и там его стошнило.
Он вышел из дома, вытирая о рубаху руки измазанные в крови, а потом направился к ближайшей забегаловке где ахнул водки граммов эдак двести. А потом еще и еще…
Когда Рамиль возвращался домой то, остановившись, в пьяном недоумении остановился у подъезда пропуская санитаров выносящих носилки с телом, накрытым простыней. Как в тумане слышал он плач и крики соседей, плохо ощущал силу пальцев крепко взявших его за локоть. Он вообще, ничего не соображал…
На следствии, Рамиль Рафиков, угрюмо признался в совершенном злодеянии, а когда на суде был зачитан приговор, они лишь опустил голову не смея смотреть на окружающих…
В жизни бывает всякое. Но существует некая запретная черта, преступив которую оказываешься на лезвии опасной бритвы. Еще шаг и…
(Имена и фамилии изменены из этических соображений, возможные совпадения могут иметь случайный характер)
А. АСИН
