Как менялось отношение к «Талибану» в афганском обществе

«Талибан» появился в жизни Афганистана около двадцати пяти лет назад и за это время проделал большой путь не только в политике, но и в восприятии афганцев. На них возлагали надежды, их боялись и ненавидели, против них воевали. Сейчас с ними стараются найти общий язык и примириться.

Одноглазый Робин Гуд

К 1995 году Афганистан лежал в руинах. Большая часть Кабула была разрушена бомбардировками моджахедов, которые после вывода советского контингента стали воевать за власть уже между собой. Ахмаду Шаху Масуду удавалось поддерживать в столице видимость порядка, а за ее пределами царил хаос: в стране всем заправляли полевые командиры, крупные и поменьше. Контролировать их было некому и любой, у кого был десяток вооруженных людей, мог устанавливать свои правила. Афганистан жил в нищете, насилии и страхе перед завтрашним днем.

Вот в такой обстановке в провинции Кандагар появились тогда еще никому не известные талибы. Легенда гласит, что начали они с благородного поступка: освободили мальчика, за которого дрались два полевых командира, и казнили развратников. Вскоре после этого они выручили двух девушек, которых держал в плену другой командир. Его повесили на пушке танка.

Афганцы приняли оба случая с восторгом: наконец-то появилась сила, способная покарать тех, кто их притеснял. К тому же в тот момент любая власть казалась им предпочтительнее анархии — от бесконечных ссор моджахедов между собой все успели устать. Командовавший талибами одноглазый мулла по имени Омар быстро приобрел хорошую репутацию, потому что помогал жертвам полевых командиров и простым людям, попавшим в трудные обстоятельства, и делал это — о чудо! — бесплатно.

В то время талибы позиционировали себя как идеалистов от ислама: они боролись с произволом, нищетой, взяточничеством, старались положить конец практике бача-бази и производству наркотиков.

И это, разумеется, многих подкупало.

Стабильность ценой смертей

27 сентября 1996 года талибы без боя взяли Кабул. По рассказам очевидцев, жители столицы встретили их танки чуть ли не с цветами в руках: казалось, «Талибан» принесет в измученную войной страну порядок. Что это был за порядок, кабульцы поняли в тот же день: талибы казнили бывшего президента Наджибуллу и его брата, скрывавшихся в здании миссии ООН. Перед смертью их пытали, а над мертвыми телами издевались, после чего выставили на всеобщее обозрение в центре города. Их не дали похоронить по предписаниям ислама.

Интересно, что фото мертвого Наджибуллы теперь снова появляются в сети. Обычно под ними пишут, что та же участь ждет нынешнего президента Гани и его ближайшего помощника Салеха. История повторяется.

В Афганистане действительно установилась стабильность, но какая? Руководствуясь нормами шариата, которые они трактовали на свой лад, талибы отрубали руки за воровство, забивали камнями за прелюбодеяние, расстреливали, вешали и арестовывали за нарушение своих запретов. А их было много: запрещено было слушать музыку и танцевать, носить западную одежду или бриться (виновных сажали в тюрьму до тех пор, пока борода не отрастала до нужной длины). Фотографии, фильмы, книги с картинками, независимо от содержания, изымались и уничтожались. «Талибан» придумал собственные развлечения, одним из которых стали публичные казни на кабульском стадионе «Гази».

Кроме того, талибы стали пропагандировать принцип «Афганистан для пуштунов», устраивая этнические чистки в районах, где жили национальные меньшинства: хазарейцы, узбеки и прочие, и уничтожая «иноверцев»-шиитов.

 «Хазарейцы — не мусульмане, и мы должны убивать их, — проповедовал при осаде Мазари-Шарифа один из талибских военачальников. — Где бы вы ни спрятались, мы найдем вас. Если вы убежите наверх, мы сдернем вас за ноги, если вы скроетесь под землей, мы вытащим вас за волосы».

После взятия города последовала резня. По разным данным, число жертв среди мирного населения составило от 5000 до 8000 человек. Их тела тоже оставались без погребения в течение нескольких дней: талибы, позиционировавшие себя как настоящих мусульман, легко отходили от норм ислама, когда это было им выгодно.

Неудивительно, что лидер узбеков маршал Дустум и другие главы этнических общин до сих пор относятся к идее примирения с «Талибаном» крайне скептически.

«Я не верю, что случится чудо и талибы примут конституцию и поменяют образ мысли, — сказал один из лидеров хазарейцев Мохаммад Мохакик. — Они просто ждут вывода западных войск. Нетрудно догадаться, что случится после этого».

«Моя красная линия»

Что касается женщин Афганистана, то их мнение о талибах за прошедшие годы тоже вряд ли могло измениться в лучшую сторону. В 1996 году самые суровые ограничения коснулись именно женщин: им запрещено было учиться, работать и покидать дома без сопровождения мужей, сыновей или братьев. Тысячи афганок были фактически приговорены к смерти: в случае болезни они не могли обратиться к врачам-мужчинам, а женского персонала в стране катастрофически не хватало, как и медикаментов. Тем, чьи мужья и братья погибли за годы войны, грозил голод.

Еще до начала переговоров в Дохе, «Талибан» заявлял, что готов предоставить женщинам права, но таким способом, который «не нарушит их человеческое достоинство и не подвергнет угрозе традиционные ценности». Борцов за права женщин радикалы осудили, поскольку те побуждают женщин «разрушать афганские обычаи».

Талибы на словах стремятся продемонстрировать миролюбие и либеральность, однако на деле все мрачнее: буквально месяц назад они угрожали 180 школьницам из провинции Бадахшан, которые планировали поступать в университеты.

Для афганок, за четверть века привыкших к относительной свободе, работающих, заседающих в парламенте и занимающих министерские посты, возвращение «традиционных ценностей» буквально подобно смерти, и они выражают готовность бороться за свои права любой ценой. Около года назад журналистка Фарахназ Форотан запустила социальный проект «Моя красная линия», в котором жительницы Афганистана рассказывали о том, от чего не готовы отказаться ни при каких обстоятельствах: свободе выбора, праве на образование, праве на безопасность.

Селфи с боевиком

И все же, несмотря на страх и недоверие по отношению к талибам, отбросившим страну на пару веков назад, многие по-прежнему верят, что примирение возможно.

Как бы парадоксально не звучало, афганцы не всегда воспринимают талибов сугубо как врагов. Найти человека, который воевал или воюет за «Талибан», можно во многих семьях — при этом его братья, воюющие на стороне правительственных войск, встречаются с ним на семейных торжествах. Талибы, в отличие от пришлых боевиков ИГ¹, — это те же афганцы, которые выросли в тех же реалиях войны и нищеты, но пошли не по той дороге. Отношение общества и правительства к ним можно сформулировать примерно так: «Образумьтесь, а потом поговорим».

В 2018 году, когда президент заключил с талибами первое перемирие и они вошли в Кабул без оружия, афганцы встретили их с распростертыми объятьями. Тогда повсюду можно было наблюдать сцены братания: люди, в обычное время проклинавшие талибов, в дни перемирия обнимали их и дарили им цветы. Часто бородатого «доблестного моджахеда» окружали жители Кабула, стремившиеся сделать селфи на память. Иногда к ним присоединялись солдаты и полицейские.

Кроме того, «Талибан» встроился в общественную жизнь страны, фактически создав параллельные структуры. Во многих провинциях действуют два губернатора: один назначенный Кабулом, другой теневой. На подконтрольных им территориях радикалы устроили свои суды и подобие сил охраны правопорядка, борясь с преступностью и показательно наказывая нарушителей. Время от времени они пытаются играть в благородство: чинят плотины или конфискуют на трассах правительственные бензовозы, чтобы потом бесплатно раздать топливо своим «подданным».

Иными словами, талибы стараются вернуть себе тот имидж благородных борцов за справедливость, который в свое время создал Мулла Омар. Но двадцать пять лет гражданской войны и регулярные теракты, в которых гибнет мирное население, не позволяют им этого сделать.

Оптимизм вернулся в феврале этого года, когда США подписали с «Талибаном» мирное соглашение. Однако весна показала, что радоваться рано: бои вспыхнули с новой силой, а правительственные войска потеряли 3500 человек убитыми за четыре месяца.

Будущее Афганистана остается непредсказуемым и не слишком оптимистичным. Пока не известно, когда состоятся и чем закончатся переговоры между кабульской администрацией и «Талибаном», однако то, что талибы надолго останутся на политической арене, сомнений не вызывает. Захотят ли они отойти от своих давно устаревших взглядов и интегрироваться в афганское общество и сумеют ли афганцы простить тех, на чьей совести тысячи смертей — покажет время.

ФАН