Триумф и трагедия Алексея Куропаткина
Из цикла Туркестанские генерал-губернаторы
В Японии
Ранним туманным утром 28 мая 1903 года крейсер “Аскольд” с русской делегацией на борту вошёл в гавань японского города Симоносеки, и первое на что обратил внимание Алексей Николаевич – порт был весьма серьезно укреплён. На следующий день военный министр выехал в Токио курьерским поездом, который за 27 часов преодолел более тысячи километров. Куропаткин был поражён пейзажем открывавшимся из окна. В дневнике он записал: “Несомненно, что в отношении культуры масса населения опередила нас, русских, весьма значительно. Обработка полей изумительна. Порядок в деревнях, по-видимому, большой, насколько то можно было судить из окна вагона. Проехали в экипаже город Кобе. Производит сильное впечатление порядок, чистота, значительные постройки сего города и спокойная, полная чувства собственного достоинства уличная толпа. То же впечатление вынес я сегодня, разъезжая с визитами к разным лицам по Токио. Завтра представлюсь японскому императору”.
В Токио делегация расположилась в летнем дворце русского посланника в Японии барона Р. Р. Розена.
Роман Романович разделял позицию военного министра по Маньчжурии, настаивал на увеличении русских гарнизонов там и на укреплении Порт-Артура. Летом 1903 года он рекомендовал взять Маньчжурию “под наш протекторат”, поскольку усилилось проникновение туда японцев. На это Розен получил резкую отповедь из министерства иностранных дел: “Не теряйте из виду, что Маньчжурия не входит в сферу вашей компетенции”. Тем не менее он продолжал настойчиво советовать пойти на уступки японцам в Корее, с тем чтобы упрочить положение России в Маньчжурии.
Японская пресса отреагировала на визит русского военного министра по-разному. Так, “Осаки Асахи” в день высадки Куропаткина на японский берег писала: “Наше правительство уже приготовилось с радостью встретить его… Вообще прием будет чрезвычайно почётный, народ также с почтением встретит генерала…”. Далее, дав подробную биографию русского посланника, газета отмечала, что “в ряду русских министров генерал Куропаткин стоит наравне с Витте, русский император больше верит ему, чем Ламздорфу, проекты генерала Куропаткина, безразлично, касается ли это военных или гражданских дел, исполняются как законы, взгляды его на внешнюю политику имеют большое значение…».
“Токийские ежедневные новости” в тот же день писали: “Мы желаем, чтобы русский министр подробно ознакомился с финансовым, экономическим и политическим строем страны и узнал наши интересы. Может быть, тогда бы исчезло чувство неприязни между обеими странами и установилась дружба…”. Многие средства массовой информации выражали надежду на мирное разрешение конфликтной ситуации на Дальнем Востоке, однако, были и другие мнения. Так. газета “Чиува Симбун” писала: “Говорят, будто бы русский военный министр приехал с особым поручением в Японию, но это неправда. Он просто приехал, чтобы всё разведать и посмотреть наших министров. Россия уже завладела Маньчжурией, теперь хочет забрать и Корею. Может ли Япония противиться этому — вот вопрос?.. Россия похожа на змею, которая без конца глотает лягушек…”.
Забеспокоились и на берегах туманного Альбиона. Так “Дейли Кроникл” в статье “Русские интриги. Попытки расколоть англо-японский союз” отмечала, что генерал Куропаткин выбран для осуществления своей миссии как “один из самых опытных специалистов-востоковедов в России, а также наиболее удачливых политиков, искушенных в азиатских проблемах”.
Как бы то ни было, — в соответствии с программой визита, — 29 мая, посланник русского царя отправился в императорский дворец.
Внешность пятидесятитрёхлетнего император Мэйдзи Муцухито, чем-то напомнившего Куропаткину генерала Черняева, поначалу произвела на русского посланника неблагоприятное впечатление. “Но вглядевшись, — как запишет Алексей Николаевич в дневнике, — ближе и пристально в глаза этого замечательного человека, который займет в истории Японии выдающееся место, понимаешь, что у этого правителя огромный характер, высокий разум, смелость и привычка к большой власти. Глаза производят впечатление: глубокие, неподвижные, блестящие”. Правитель Японии пожав руку Куропаткину и осведомившись о самочувствии русского государя произнёс:
— Надо надеяться, что теперь, когда великая железная дорога оканчивается, сношения между двумя государствами станут, к их взаимной выгоде, более частыми”.
Алексей Николаевич, в свою очередь, осведомился о здоровье собеседника и его семьи, а затем представил всю многочисленную русскую делегацию, генералов В. У. Соллогуба и К. И. Вогака; полковников Е. И. Бернова и А. Е. Кнорринга (адъютанта военного министра); подполковников: С. П. Илинского и Н. Н. Сиверса; ротмистра барона А. Ф. Остен-Сакена, врачей: Дейкуна и П. Я. Пясецкого, прапорщика милиции Туркменского дивизиона Б. Г. Торчинова.
Затем Куропаткин отправился представляться императрице Харуко – “маленькой, довольно изящной, немолодой женщине, в белом атласном платье, с небольшим числом украшений”.
Во время завтрака, устроенного японским императором для русской делегации, Алексей Николаевич успел познакомиться и побеседовать со многими приглашёнными государственными и придворными деятелями. В тот же день Куропаткин сделал записи, в которых кратко охарактеризовал своих собеседников. Первым в списке стоял Министр-президент (премьер-министр) граф Кацура Таро, с которым Куропаткин успел поговорить по многим вопросам касающихся отношений двух стран. Кацура дал понять, что относится сочувственно к необходимости установить мирные отношения с Россией и сознаёт, что многим державам выгодно ссорить Россию с Японией. Также он подчеркнул, что император и правительство иначе смотрят на дело, чем пресса и горячие головы. “Ни армия, ни народ, — сказал Кацура, — не хочет войны с Россией, ибо это было бы разорением страны”. На что, русский военный министр, сказал, что: “мы в Манчжурии принесли такие жертвы, что имеем право на преобладающую в ней роль”. Поговорил Куропаткин и со своим старым знакомым и коллегой, военным министром Японии генерал-лейтенантом Масатакё Тераучи, с которым познакомился в 1884 году на больших маневрах во Франции. Как отметил в своих записях Куропаткин, тот смотрел на военное дело трезво и по-европейски и также являлся сторонником мирного соглашения с русскими. После завтрака, император Мэйдзи подозвал русского посланника к себе.
— Прошу Вас, — начал разговор император, — передать государю императору мои чувства искреннего к нему расположения и симпатии. Много слышал через Мурата (военный агент Японии в России в конце XIX — начале XX в.) о том, какой хороший прием находят в России японские офицеры. Надеюсь, что так же будет и в дальнейшем.
— Я тоже искренне на это надеюсь, Ваше Величество.
— Сколько Вы пробудете дней в нашей стране?
— Мне предписан визит в десять дней.
— Мало. Желательно, чтобы Вы лучше ознакомились с нашею страною.
На что Куропаткин ответил:
— Достаточно, чтобы укрепить мои симпатии и к стране, и к ее обитателям, Ваше Величество.
— Очень, очень нужно, чтобы мы и русские чаще видели друг друга.
— Да, Ваше Величество, тогда легче будет установить правильные, основанные на взаимном доверии, отношения.
В заключение Алексей Николаевич, взяв на себя смелость, поскольку никаких полномочий не имел, сказал:
— Хочу высказать пожелание, Ваше Величество, чтобы наследник японский побывал в России. Улыбнувшись император ответил:
— Что ж, быть может, это и состоится. Я, весьма рад был познакомиться с Вами, известным военным человеком. Желаю Вам так же доблестно долго служить вашему государю и родине, как это Вы делали до сих пор.
На этом аудиенция была окончена, и по окончании приёма Куропаткин и все члены русской делегации были награждены японскими орденами различных степеней.
Через три дня, в субботу 31 мая, состоялся парадный обед у японского военного министра. Хорошо, по-европейски сервированный обед затянулся, и Куропаткин воспользовался этим, чтобы поговорить со своим японским коллегой и прояснить его позицию. Беседа, позволила Алексею Николаевичу позже записать: “В Тераучи мы имеем убежденного сторонника мира. Я указывал ему на ряд уколов, делаемых нам в Манчжурии, на травлю в прессе и пр. Несколько раз возвращался к вопросу о результатах военного столкновения России с Японией. Он согласился со мною, что даже победоносная Япония будет совершенно обессилена. Он откровенно признавался, что Япония не имеет денег для большой войны”
Во время дальнейшего пребывания в Стране Восходящего Солнца Куропаткину удалось увидеть японскую армию, — специально для русского посланника был устроен смотр войск токийского гарнизона, — посетить военно-учебные заведения, арсенал и промышленную выставку в городе Осака, насладился рыбной ловлей в деревушке Сиойя, и, казалось, всё идёт к благополучному завершению миссии, но неожиданно российский военный министр, получает “странную”, подписанную дворцовым комендантом императора Николая II П. П. Гессе, телеграмму, которая чрезвычайно огорчила Алексея Николаевича. В ней посланнику давались новые жёсткие инструкции, требовавшие “воздержаться от обсуждения Корейского вопроса”. А это был именно тот вопрос, который более всего интересовал японцев. Без обсуждения этой проблемы визит Куропаткина превращался в чистую формальность.
Было в злополучной депеше ещё один неприятный для военного министра момент, о чём Алексей Николаевич записал в своём дневнике: “согласно с высочайшею волею я должен задержаться в Японии или переплыть в Сеул, но не прибывать в Порт-Артур ранее 17 июня. Сколько могу понять, эта необычайная мера принимается, чтобы дать время Безобразову прибыть в Порт-Артур ранее меня”.
Кто же такой этот человек, Безобразов Александр Михайлович? И почему график военного министра Российской империи, стал зависеть от передвижения этого деятеля? Внесём некоторую ясность.
Продолжение следует
На заставке: Гавань города Симоносеки. Открытка
В.ФЕТИСОВ
