Властитель Кашгара. К 110-летию со дня смерти Н. Ф. Петровского

Глава четвёртая
Снова Туркестан

Отозванный из Ташкента, Петровский, тем не менее, остался в распоряжении Министерства финансов, занимая должности ревизора и делопроизводителя. В этом качестве он принимал участие в различных проверках, «обследованиях» и комиссиях. Совершил ряд поездок по Закавказью, Сибири, Поволжью, Прибалтике, участвовал в редактировании изданий министерства — статистических сборников, отчетов.

В октябре-декабре 1878 года Н. Ф. Петровский, исследуя положение русской торговли в Закавказском крае, Персии и в отвоеванных у Турции областях, побывал в Тифлисе, Батуме, Поти и Карсе.

В 1880 году был командирован в распоряжение сенатора И. И. Шамшина для ревизии Саратовской и Самарской губерний.

Оторванный от Туркестана, к которому он прикипел и сердцем, и душой, Петровский по-прежнему живо интересовался происходившими там событиями и пытался хоть как-то участвовать в устроении края. Об этом свидетельствует обширная переписка Николая Фёдоровича с Н. А. Ермаковым и другими корреспондентами. Приведу полностью одно из таких писем:

“Милостивый государь Николай Андреевич (Н. А. Ермаков, прим. В. Ф.).
В частных беседах с Вашим превосходительством о судьбах Средней Азии мы не раз останавливались на вопросе о торговом движении нашем вглубь этой страны, от Каспия через Хорасан к Герату. До сего времени о торговле в эту сторону нам было известно очень мало, почти ничего, а о Герате наши торговцы, за исключением разве туркестанских, едва ли и слышали что-нибудь. Но вот на прошлую Нижегородскую ярмарку в склад торгового дома «Викул Морозов» явились три гератца – Хаджи-Азис Аливердиев, Наурус Аливердиев и Мирза Аливердиев – посмотрели товар, нашли его несравненно дешевле, чем тот, который они покупают из вторых и третьих рук, купили на 6000 р., преимущественно пунцового ситца, и обещали постоянно ездить на ярмарку.

Особенно хорошо, что они попали в такой склад, которым управляет бывалый в Азии человек, знаток дела Ив[ан] Кондрат[ьевич] Поляков. Он их обласкал, уважил, и гератцы остались очень довольны. О факте этом, весьма утешительном и замечательном во многих отношениях, я счёл долгом сообщить Вашему превосходительству. Если бы русским товарам удалось солидно укрепиться в Герате – торговом центре этой части Азии – то результаты такого положения были бы громадные. О них, при более свободном времени, я напишу или уже лично передам Вашему превосходительству.
С чувством глубокого уважения и совершенной преданности имею честь быть Вашего превосходительства покорным слугою.”

Петровский, держал руку на пульсе жизни Туркестанского края, получая информацию от различных источников в Ташкенте. Об этом, в частности свидетельствует его письмо к издателю газеты “Новое время” А. С. Суворину, в котором он сообщает следующее: “Спешу Вас уведомить, что Абдуррахман-хан, афганский, живший с 1868 г. у нас в Самарканде, бежал в Афганистан. Для Вас прибавлю, по секрету, что бежал он с нашего согласия и с нашею денежною помощью”. Думаю, подробности этого события Петровский получил от Джурабека, непосредственного участника операции по доставке Абдуррахман-хана в Афганистан.

В 1876 году Петровский откликнулся на Кокандские события 1875–1876 гг., (восстание против хана, Кокандский и Алайский походы русских войск и ликвидация Кокандского ханства) большой статьёй “Очерки Кокандского ханства” в “Вестнике Европы”, в которой обратил особое внимание на угрозу “ваххабизма”. Отметив, что это радикальное учение, явившись “отдалённой причиной восстания”, уже начало проникать в Среднюю Азию и “начинает производить действие, выражающееся пока в отдельных, ещё малозаметных, но уже знаменательных явлениях”.

Деятельность Николая Фёдоровича как финансового, торгового и экономического эксперта, его статьи по этой тематике привлекли к нему внимание высокопоставленных правительственных чиновников и политических деятелей России.

Приведу отрывок из ещё одного письма Петровского к Ермакову, написанное им во время командировки в Закавказье: “Вчера его высочество великий князь наместник (наместник на Кавказе Вел. Кн. Михаил Николаевич, В. Ф.) которому я имел счастье представляться, при общем приёме, на третий день моего приезда, изволил потребовать меня к себе и принять в частной аудиенции, в своём кабинете. Аудиенция эта продолжалась около часу, в течение которого его высочеству угодно было расспросить меня о моих занятиях по исполнению возложенного на меня поручения и о моих мнениях как относительно здешней торговли, так и относительно Аму-Дарьи, Закаспийского края и Туркестана. В заключение его высочество выразил мне сожаление о кратковременности моей командировки и приказал мне явиться к нему в Петербург, дабы – как он выразился – помочь ему моими сведениями по тем вопросам, которые будут обсуждаться в Петербурге. Под этими вопросами, как я могу догадываться, его высочество разумел орошение хивинско-красноводского пути направлением Аму-Дарьи по её старому руслу и, может быть, подчинение Хивинского оазиса кавказской администрации. Сегодня несколько лиц, и в их числе генерал-контролёр Бутыркин, передавали мне, что его высочество отзывался им обо мне в самых лестных для меня выражениях. Сегодня же его высочество приказал передать на моё заключение присланную к князю Мирскому нашим послом в Константинополе ноту персидского посла о некоторых затруднениях по кавказскому транзиту”.

В феврале 1881 года в Санкт Петербурге был заключён русско-китайский договор о границе между российскими владениями и сопредельною частью Кашгарской области, он также регламентировал вопросы торговли между двумя странами. В соответствии с одним из пунктов соглашения перед Российским правительством встал вопрос о создании в Восточном Туркестане (провинция Синьцзян) дипломатического представительства – консульства и назначении туда его главы. Узнав об этом Петровский прилагает немало усилий чтобы занять эту должность и с помощью своего хорошего знакомого, директора Департамента внутренних сношений МИДа барона Остен-Сакена, это ему удаётся. “Прежде всего – искренняя, глубокая и нелицемерная благодарность за Ваши попечения об устройстве меня в Кашгаре” – пишет в письме к нему Николай Фёдорович.

1 июня 1882 года Петровский официально становится русским консулом в Кашгаре и в ноябре того же года отправляется туда с ознакомительной поездкой. Через месяц, 13 декабря, он докладывает в Министерство иностранных дел об открытии в Кашгаре консульства и о назначении торгового старшины. Однако к своим дипломатическим обязанностям Петровский приступил лишь в 1884 году. Необходимо было завершить одно важное дело, в котором он принимал участие.

После кончины первого генерал-губернатора Туркестанского края К. П. фон Кауфмана на его место назначается покоритель Ташкента М. Г. Черняев. Первое, с чего он начал свою деятельность, убедил государя императора назначить ревизионную комиссию для, как он считал, расследования “всевозможных безобразий” совершённых при правлении Кауфмана. Как пишет в своих воспоминаниях “Моя служба в Туркестанском крае” Г. П. Фёдоров: “Вскоре по прибытии Черняева до нас стали доходить слухи, что он непримиримый враг Кауфмана и всего кауфмановского. Сначала это были только темные слухи, к которым мы относились скептически, ибо не видели никакого основания для такой неприязни (Черняев не только не был знаком с Кауфманом, но даже не видел его никогда), но затем с первых же служебных шагов Черняева мы убедились, что слухи имели очень большое основание.

Первое, что поразило всех нас, это назначение из Петербурга ревизии, и мы узнали, что Черняев успел убедить в Петербурге, что в управлении краем полный хаос, что чиновники дозволяют себе всевозможные злоупотребления, а потому он затрудняется фактически вступить в управление краем, пока специальная ревизия не выяснит истинного положения дел. Это была незаслуженная обида памяти Кауфмана, обида, ничем не вызванная и основанная исключительно на почве личной неприязни Черняева”.

Комиссию возглавил родной брат министра иностранных дел сенатор Ф. К. Гирс. В состав ревизоров вошёл и Петровский, поскольку в это время находился ещё в распоряжении Министерства финансов. По своей ли воле он там оказался или был выбран руководством министерства как имевший знания и опыт деятельности в Туркестанском крае, остается неизвестным. И поскольку консульства фактически еще не существовало, а Петровский уже был включен в состав комиссии, то было принято решение, что он продолжит свою деятельность в Ташкенте до завершения ревизии, а уже затем отправится к месту своей дипломатической службы.

Работа в комиссии, в которой Петровский отвечал за финансовую часть, вскрыла ряд серьезных нарушений и создала Петровскому образ ненавистника Кауфмана, что было, впрочем, недалеко от истины. Особо он этого и не скрывал. В результате Николай Фёдорович нажил себе много врагов из ташкентской элиты, которая своим возвышением и положением во многом была обязана Кауфману. С течением времени Петровский убедился, сравнивая деятельность последовательно сменяющихся туркестанских генерал-губернаторов, что Кауфман, был далеко не худшим вариантом. В одном из писем Николай Фёдорович упоминает об этом: “Один очень умный туземец говорил мне: “Прежде мы бранили Кауфмана, думали, что в Петербурге есть много его лучше, а как увидели второй раз Черняева, потом Розенбаха, а теперь Вревского, то стали хвалить Кауфмана: видим, что лучше его нет”. Однако, конфликт с “господами ташкентцами” во время ревизии, и репутация, полученная в ходе неё, продолжали сказываться на взаимоотношениях Петровского с ташкентским истеблишментом всю его жизнь, до самой смерти.

Семью свою, состоящую из жены и троих детей, Николай Фёдорович оставил в Ташкенте, поскольку немыслимо было везти их в Кашгар — там не было не только нормальных бытовых условий, но и учебных заведений, где дети могли бы учиться. В своём письме к Д. Ф. Кобеко, директору Общей канцелярии Министерства финансов, Петровский пишет: “Мы поселились в Ташкенте, где гимназии, мужская и женская, совсем не хуже петербургских, если не лучше. Странно только, что девицы мои имеют по всем предметам 5. Меня это, как подозрительного отца, немного смущает. Отметки Коли – те же, что в Петербурге”.

Комиссия по ревизии края продлилась до сентября 1883 года. По её окончании Черняев решил ходатайствовать перед императором о присвоении Петровскому чина камергера и обратился к Н.К. Гирсу с просьбой поддержать его в этом вопросе В письме к министру иностранных дел туркестанский генерал-губернатор отмечал, что Петровский, благодаря своему опыту и знаниям, “сделался одним из самых редких в среде нашей лиц, могущих честно и правдиво разъяснить правительству местные финансовые и политические вопросы”. Однако, министр не поддержал ходатайство Черняева, посчитав, что присвоение придворного звания бывшему узнику Петропавловской крепости было бы шагом более чем экстравагантным.

В середине ноября 1883 года первый консул Российской империи в Китайском Туркестане отправился, наконец, к месту своей службы.

Продолжение следует

На заставке: Дом туркестанского генерал-губернатора в Ташкенте. Фото из “Туркестанского альбома”

В. ФЕТИСОВ