Одному из самых ярких мастеров нашего национального изобразительного искусства Народному художнику Узбекистана Чингизу Габдурахмановичу Ахмарову в этом году исполнилось бы 105 лет.
Содик стоял в тюбетейке и чапане, с перетянутым туго поясом. Мужчине не пристало плакать, но, помимо его воли — в глазах непослушные слезы.
Так безмерна потеря!
…13 марта 1995 года ушел из жизни Чингиз Ахмаров. В Выставочном зале Союза художников Узбекистана звучала траурная мелодия. Слезы были в глазах поэтессы Зульфии, усто Махмуда Усманова, художника Абдулхака Абдуллаева, многих почитателей его искусства.
Это был удивительный человек: щедрый, мудрый.
Лучше всех об Ахмарове сказала академик Галина Пугаченкова:
«Его главная заслуга в том, что он возродил школу восточной миниатюры! Он первым сказал, что художники Узбекистана должны отойти от традиций европейского изобразительного искусства и вернуться к своим истокам».
Он работал до последнего дыхания, никогда не останавливался в своем творчестве, а всегда умел по-новому раскрыть тему. И сейчас, в его мастерской, на мольберте стоит картина, которую он начал за несколько дней до кончины, но так и не успел завершить…
Другой наш искусствовед сказал о художнике: «Если во времена Навои творил Бехзод, то в нашу эпоху — Ахмаров. Такое совпадение бывает раз в пять столетий».
Как и древний миниатюрист, Чингиз-ака оставил прекрасный след на этой земле.
Родители дали ему великое имя – Чингиз, но он сам рассказывал, — как часто встречается у мусульман, — было у него и другое имя – Мухаммад. Но они не очень совместимы. А потому его звали просто – Чингиз Ахмаров.
Его отец – хожи Габдурахман – был уважаемый человек. Он совершил паломничество в Мекку, имел право носить зеленую чалму. Хожи знал несколько языков, любил книги, дружил с прогрессивными деятелями Исмаилом Гаспринским и Махмудхужи Бехбуди. Отец примыкал к джадидам, которые боролись за новое светское общество.
Эти гены передались и Чингизу Ахмарову. Природа одарила его щедрым талантом художника. Он был труженик, любил свою работу, мастерскую и учеников.
Чингиз-ака прожил 83 года, из них шестьдесят пять — отдал искусству – это официальная цифра, а на самом деле, он первый раз взял в руки кисть в возрасте пяти лет.
Ровно через три десятилетия – в 1947 году – за росписи в фойе Государственного академического большого театра имени Алишера Навои он был удостоен Государственной премии 1-ой степени.
Тогда награды выше этой не было!
Он создал огромное число монументальных росписей, живописных картин и рисунков, иллюстраций и произведений прикладного искусства. Ташкентцы знают его фрески на станции метро «Алишер Навои, росписи в Калянном зале Музея прикладного искусства Узбекистана, в Институтах искусствознания и востоковедения.
Есть его мозаики и в московском метро – на станции «Киевская», в Кисловодске — в санатории «Узбекистан», в Самарканде – в банкетном зале ресторана «Юлдуз», в бухарском дворце культуры имени Авиценны.
Он никогда не писал две одинаковые работы, все его картины неповторимы. Садык вспоминает, как перед поездкой в Казань, Чингиз-ака сказал, что там у него много друзей и каждому надо сделать подарок. Он попросил натянуть холсты на десять одинаковых подрамников. Садык сделал всю подготовительную работу, с кальки перенес на холсты наброски его знаменитых красавиц.
И тогда Ахмаров взялся за кисти. Хотя сюжет картин был один, но в каждое новое творение он вносил что-то неповторимое. У его красавиц всегда были разные украшения: тиары и диадемы, серьги и браслеты никогда не повторялись.
Каждая его работа становилась шедевром!
Его дарование было многогранно: он был живописец, но прекрасно знал философию, историю, архитектуру, литературу, музыку, тонко чувствовал танец и пластику, наизусть помнил стихи многих восточных поэтов.
Кинорежиссер Латиф Файзиев, когда снимал художественную киноленту об Улугбеке, пригласил Чингиз-ака консультантом фильма.
Он дружил со многими деятелями культуры, создал незабываемые портреты Зульфии, Шукура Бурханова, Муккарам Тургунбаевой, Майи Плисецкой и еще многих современников.
У Ахмарова был тонкий вкус: он любил пить чай из пиалы, на которой были начертаны слова великого Навои: «Летом в этом саду нет вечных цветов, но велико счастье человека, если останется его имя в добрых делах».
Чингиз-ака любил путешествовать. Так, в поездку в Японию, в 1991 году, он отправился в возрасте семидесяти девяти лет(!) открывать персональную выставку. Газеты восторженно писали: «Тысячи жителей Страны восходящего солнца сквозь призму произведений господина художника Ахмарова увидели прекрасные традиции узбекского народа, живущего в самом центре Великого шелкового пути».
— В знаменитых церквях Флоренции утомительно было подолгу смотреть росписи под куполом, — вспоминал он после поездки в Италию, — служитель давал подушку и я ложился на пол, — так поступали многие туристы – и часами разглядывал творения Мазаччо, Гирландайо, Микеланджело.
…У Чингиза Ахмарова было много учеников, но Содик Рахмонов был ближе всех. Они стали не только устоз и шогирд, а больше, — как отец и сын. Жили в одном доме, более четверти века работали в одной мастерской. Ахмаров говорил про Содика: «Он – мой преемник».
— В студенческие годы, в день стипендии мы ходили в лагманную на Буржаре, — вспоминает Содик, — приглашали устоза. Он не отказывался – любил это место, молодую компанию. Когда все скидывались по трёшке, Чингиз-ака вынимал неизменную десятку.
— Не надо, — говорили мы.
— Как не надо! Вы студенты, а я — профессор, народный художник. Если не возьмете — больше не приду…
Двери его мастерской были открыты всегда. Однажды к нему пришел самодеятельный художник и долго хвалился тем, что по репродукциям работ Ахмарова расписал в глубинке Ферганской долины не один десяток чайхан, клубов и частных домов. Вначале Чингиз-ака был приятен его рассказ: человек пришел с добрым намерением, поблагодарить.
Но, в конце-концов, бахвалящийся ему надоел, и, решив избавиться от него, он в полушутку намекнул: «Простите, любезный, Вы столько заработали на мне, а где мой гонорар?».
Плагиатор быстро ретировался.
Ахмаров был заботлив к людям. Если шел отдохнуть домой, то на двери мастерской на первом этаже оставлял записку «Я дома, наверху, звоните долго».
Он, как и я, был туговат на слух, но когда речь заходила о нем или деньгах – он сразу всё слышал. Такое часто случается и со мной.
Однажды его участливостью воспользовались воры – залезли в квартиру и взяли по мелочам – шапку, пальто…
Вскоре их поймали, вещи вернули хозяину. Чингиз-ака пошел в отделение милиции, к следователю, и просил отпустить их, он искренне сокрушался:
— Вот если бы украли хоть одну картину!..
В 1949 году он познакомился с молодой художницей Шамсирой Хасановой. А через год они поженились.
Это было самое счастливое время в его жизни!
Шамсирой была замечательным художником и прекрасной женой, но рано, в 39 лет, ушла из жизни. После ее кончины, он больше не женился. А всю нерастраченную любовь вложил в своих живописных красавиц и учеников.
Чингиза Ахмарова похоронили на кладбище Чигатай, рядом с Шамсурой…
Р. ШАГАЕВ
