Книга юности

На своё шестидесятилетие я решил вместо пышного банкета устроить выставку с лёгким фуршетом. Председатель Академии художеств Акмаль Нур по старой дружбе предоставил мне ташкентский Дом фотографии.
А на следующий день меня поздравляли в агентстве. При всем честном народе надели золотошвейный чапан. Я знал эту коварную традицию: если дарят халат, значит, с тобой расстаются.
Навсегда!
Действительно, вскоре директор велел написать заявление об увольнении в связи с выходом на пенсию. Я стал ненужным.
В средние века в Китае император неугодному мандарину посылал шелковый шнурок, на котором тот обязан был удавиться. Слава Всевышнему, что я не горемычный мандарин, а гражданин независимой страны, где вот так красиво расстаются.
Но самое уморительное было то, что когда я пришел за расчётом, у меня удержали стоимость этого халата.
Да, искусство пускать пыль в глаза в агентстве освоили мастерски!
Даже изощренный в дворцовых интригах император Поднебесной, узнав о такой утонченности, удавился бы от зависти.
Первое время была жуткая тоска. А потом утихомирился, втянулся писать. Я успокаивал себя: поработал тридцать семь лет, поколесил по стране и свету – уступи дорогу молодым.
А вообще-то, не так уж плохо быть пенсионером. Я стал получать пенсию гораздо больше, чем зарплату в агентстве. Собесовские работники учли поощрения и благодарности в моей трудовой книжке.
Знакомые предложили мне должность пресс-секретаря в Филиале МГУ имени М.В.Ломоносова в городе Ташкенте. Я охотно согласился. Когда-то мечтал поступить в этот вуз, и вот сейчас это случилось. И в Филиале, видя запал и веселье студентов, мысленно вспоминаю свою юность.
Но и тут встречаются разные люди. Вот приходит письмо на мою почту, привожу его без исправлений:
«Спасибо за уважение Рустам ака,
Вчера мы на МВиССО отправлели эти фотки и протоколы. Почему мня нет на фото. Это не превый раз. С уважением заместитель директор по учебной и научной работе Толиб Овлаевича Каршиева.»
Я ему в ответ:
«Уважаемый Толиб Овлаевич!
Извиняюсь, что не ответил сразу — были более насущные дела. В будущем, если это так важно, я обязательно учту Ваши пожелания.
Я человек прямой и скажу откровенно, когда я прочел Ваше письмо, то у меня на голове волосы встали дыбом. В этом коротком послании я нашел семь орфографических ошибок.
Руководитель, который курирует в Филиале МГУ учебу и науку обязан знать русский язык.
Так что, чем проявлять амбиции, лучше выпишите в библиотеке самоучитель и займитесь самообразованием.
С пожеланиями всего наилучшего, Рустам Шагаев».
Он мне отвечает: «Не Вам меня учить! Знайте своё дело!»
И, видно, что письмо это тщательно отредактировано. Уже прогресс!
Вот так весело я и живу, понемногу воюю с невеждами и карьеристами, у которых наверху явно есть «волосатая» рука. Но мне это, как говорится, «по барабану».

Для Овлаевичей сидеть в президиуме, быть на виду – апогей удовольствия. Такие функционеры, обычно, далеко идут…
Мой самаркандский друг Хамза Шукуров учил: на свадьбе надо занимать почетное место. Он объяснял, что иначе тебя народ уважать не будет.

Но кроме рекомендаций по восточному этикету, он помогал и материально. Однажды мы едем мимо заправки, а там сливают бензин в канистру. А это, ведь, запрещено.
— Сними, Рустам-ака, сними! – Хамза остановил машину.
Сделал я снимок.
Хамза представился заправщику и кивнул в мою сторону:
«Этот человек — из Ташкента. Вечером жду хозяина».
А в Самарканде Хамзу каждая собака знает. Вечером в его калитку тихо стучатся: «Мумкинми?» — «Можно?»
Пришел хозяин той заправки, под мышкой у него — свёрток.
Хамза мне: «Рустам-ака, ешь, пей и молчи».
Хамза насупил свои густые брови и что-то говорил гостю по-таджикски, указывая на меня. Тот заискивающе кивал головой. В-общем, Хамза загрузил хозяина заправки оштукатурить весь его дом мраморной крошкой.
Тот с радостью, что так легко отделался, согласился.
А когда бензиновый магнат ушел, Хамза развернул свёрток.
Пресс денег!
Хамза на глазок поделил его на две равные части и одну протянул мне. В жизни я не получал таких баснословных гонораров. Да еще за неопубликованный снимок.
Вот тогда я убедился, что пресса действительно – четвёртая власть.
Но вернёмся к моей юбилейной выставке. Среди многих выступивших была и Ольга – дочь моей первой учительницы русского языка и литературы Клавдии Васильевны Дмитриевой. За день до выставки я принёс ей пригласительный билет, но не застал Олю дома и оставил его соседям.

И вот на открытии выставки она вручила мне мою первую книгу «Этот десятый класс», которую я написал в юности и подарил своей учительнице.

Она – в единственном экземпляре, в ней немного больше 20 страниц. Многое в ней сегодня кажется наивным, но это написано, когда мне было восемнадцать.

Я хорошо помню, как я принёс её Клавдии Васильевне. Это было 8 марта 1971 года. Она открыла дверь, я протянул ей цветы и подарок. Но она попросила зайти позже, мол, у неё гости.

Я пошел прогуляться, зашел в свою школу. Мне по-юношески было досадно: я целый месяц трудился над книгой, вдохновенно писал и рисовал, а она вот так обошлась со мной.

Я вспоминал, как однажды отца вызвали в школу. Куратор нашего класса химичка Вера Ивановна была старой девой и просто не любила детей. Она рассказала отцу о моих проказах.
Клавдия Васильевна поняла, что надо мной сгущаются грозные тучи. В коридоре она подошла к отцу, крепко его обняла и поцеловала:
— У Вас такой сын!..
Вот так она предотвратила неминуемую порку. А когда дома я показал отцу свои газетные публикации, то он стал относиться ко мне по-другому.

Я вспоминал своих школьных друзей. Проказника Вадика, который делился «ликбезами» в любовных вопросах. Он учил зацеплять большим пальцем ноги девичьи трусики, крепко обнять её и плавно вытягивать ногу.
И она – разоружена!
«Самый хитрый из армян – это Вадик Беджаньян!» — это веселое посвящение написала уехавшая в Грецию Оля.
Но для меня она стала и эпитафией озорному другу. Несколько лет назад в Америке, когда он обгонял на хайвэе панелевоз, сорвалась плита и упала на багажник его машины. Вадик скончался от разрыва сердца…

Часа через два я снова пришёл к ней. Она открыла дверь и вся в слезах обняла меня.
О, это был чудный вечер. В рюмках искрилось вино. Мы провожали школьные годы.

Через 46 лет я решился опубликовать эту книгу.

Р.ШАГАЕВ