Алый призыв чайханы?..

…В сапфирной мгле мне чайхана видна.
Фонарь горит, зовя призывом алым,
За ним другой… Как грузным опахалом,
Пахнула страстью древнею страна.

Задел халат меня в проходе тесном…
Куда иду я в городе безвестном?
Я чую дым и запах душных губ,

Меня влекут посулами дурманов
Глухие стоны томных барабанов
И хрипы напрягающихся труб…

Не правда ли, довольно неожиданный, непривычный для современного слуха – слишком, если угодно, чувственный образный ряд возникает здесь в связи с чайханой: древняя страсть, «запах душных губ», посулы дурманов, фонарь, зовущий алым призывом (!)…
О чайхане и ее роли в жизни восточных народов мы читали интереснейшие тексты у самых разных авторов, от Гафура Гуляма до Александра Файнберга. Хорошо известно и множество раз описано: чайхана – это своеобразный клуб по интересам, место, где собираются не только затем, чтобы подолгу и со вкусом пить чай, но и обсуждать новости, обговаривать условия деловых сделок или важных событий в жизни семьи: строительства дома, сватовства, траурных обрядов. Сколько раз писалось и о том, что чайхана бывала местом традиционных сражений острословов-аскиябозов или состязаний поэтов и бахши-сказителей – исполнителей знаменитых дастанов и узбекских шашмакомов. А временами превращалась даже в литературную или музыкальную гостиную: в прежние времена, да и теперь нередко здесь декламируют поэтические строки, звучат традиционные национальные инструменты…

Уютное, тенистое местечко под раскидистыми кронами деревьев, над полноводным арыком или на берегу хауза, где передается по дружескому кругу едва налитая до половины пиала с зеленым чаем, а в подвешенной у входа клетке подает голос неизменная перепелка… Такая безмятежная, мирная картина привычно встает в воображении, когда говоришь о восточной чайхане.

Но, как у всякого сложного социального организма, у азиатской чайханы есть десятки ликов и не такое уж благостное прошлое. Искрой, высвечивающей это прошлое, и воспринимаются строки об «алом призыве» фонаря, горящего над чайханой.
Написаны они сто лет назад, в десятых годах двадцатого века, русским поэтом, вовсе не отличавшимся высокомерием европейца, более того – беззаветно влюбившимся в Туркестан. И, может быть, именно пристрастным взглядом влюбленного подмечавшим многое укрытое и тайное.

Зачем опять мне вспомнился Восток!
Зачем пустынный вспомнился песок!
Зачем опять я вспомнил караваны!
Зачем зовут неведомые страны!
Зачем я вспомнил смутный аромат
И росной розы розовый наряд!
(Константин Липскеров)

«…Любимое место для сидения сартов – чайхана. В таких чайных обязательно устраивается навес над открытой террасой, а внутри – диванчики. …Издалека, из сартовских садов, доносятся звуки “дойры” (бубна)… Там засиделись кутилы… И вдруг ночную тишину разрезают восторженные вопли…
Точно сказка из “Тысячи и одной ночи”…»

Это уже – Всеволод Стратонов, замечательный ученый-астрофизик, который был вынужден покинуть советскую Россию в 1922 году, но до этого успел побывать в Средней Азии, работал в Ташкентской обсерватории, многое сделал для организации высшего образования здесь и оставил нам ценные воспоминания (с ними мы можем сегодня познакомиться благодаря изысканиям старшего научного сотрудника Центра сравнительно-исторических исследований стран постсоветского пространства, кандидата исторических наук Т. Котюковой). В части, посвященной Туркестану, Стратонов упоминает об излюбленном для того времени зрелищно-развлекательном действе – представлении с песнями и танцами мальчиков-подростков. Это его звуки доносятся из «сартовских садов»…
Искусство специально обученных, гибких юных красавцев-танцоров, упоминание о котором находим еще в «Бабур-наме», было одним из тех чудес, которыми удивила Средняя Азия русских колонизаторов. Этот мотив не раз отражен у русских художников, работавших здесь, – Верещагина, Усто Мумина, причем местом действия их сюжетов чаще всего выступает именно чайхана.

Русские власти в Туркестане однозначно не одобряли подобного развлечения местного населения; звучали резкие выступления на эту тему, в том числе Н.С. Лыкошина и других. Обычай использовать подростков – танцоров и певцов – для услаждения публики критиковали не только российские ревнители нравов, но и мусульманские пуристы, и западные просветители. Между тем, танцы их были настоящим искусством. «Конечно, – замечает известный современный российский историк, этнолог и антрополог Сергей Абашин, – присутствовал и чувственный аспект, из песни слов не выкинешь, но нельзя все сводить лишь к такому пониманию».

В пьесе М. Вайля и Д. Тихомирова «Радение с гранатом» чайханщик пытается втолковать русскому офицеру, отвечая на упреки в безнравственности представлений мальчиков: «…Это танец, это искусство. Это было до нас и это будет всегда». – «Это будет всегда, если кто-то не положит этому конец», – отвечает офицер.

И конец был положен. Упоминания у Липскерова об «алом призыве чайханы», у Стратонова о «восторженных воплях поклонников» юных танцоров можно считать одними из последних свидетельств о явлении, столь долгое время неотделимом от восприятия Средней Азии.

…Многопестрый базар, под чалмою томительный взгляд,
Аромат истлеваний и ветер любовной отравы;
Азия – желтый песок и колючие желтые травы…
Азия – розовых роз купы над глиной оград…
(Константин Липскеров)

Начало ХХ века и октябрьский переворот в России открыли еще одну, довольно своеобразную страницу в долгой и сложной истории узбекской чайханы. Страницу, давшую новое, весьма неожиданное содержание метафоре поэта, писавшего об «алом призыве чайханы».

Пришедшие к власти большевики отнюдь не отличались осторожностью и либерализмом прежних колониальных властей в Туркестане, избегавших слишком грубо вмешиваться во внутренние дела местного населения. Так же, как и многим другим явлениям, свойственным исторически сложившемуся укладу жизни, танцам мальчиков в чайханах был положен конец – по-большевистски решительно и вполне безжалостно. И без того полузапретный, обычай этот отныне был полностью искоренен.
Но оставить столь мощные центры людского притяжения, как чайханы, просто местом отдыха и «безыдейного» времяпрепровождения новая власть, конечно, не могла. И началось теперь уже идеологическое наступление на чайхану.

«Чайханы (чайные) играют очень крупную роль в жизни оседлого населения Средней Азии. Чайхана существует в каждом кишлаке и является своеобразным клубом, где вырабатывается общественное мнение. Ясно поэтому, какое большое значение могла бы иметь организация с культурно-просветительными целями широкой сети красных чайных» (Справочник «СССР по районам: Средне-Азиатские республики», 1927 г.).

И «широкая сеть красных чайных» была создана. Теперь это были центры новой массовой культуры – оснащенные политическими лозунгами, «украшенные» портретами советских вождей. Здесь можно было почитать свежие газеты, брошюры, перед посетителями чайханы выступали лекторы… – словом, не столько место отдыха, сколько изба-читальня вкупе с красным уголком. Широко известен снимок 1931 года: «Узбеки слушают радиопередачу в красной чайхане». На базе ряда чайхан были созданы женские клубы.

Уже в начале 1930-х годов пресса писала:
«…Деятельность красных чайхан, красных юрт, красных чумов вносит большой вклад в ликвидацию неграмотности, в подъем политической активности масс, формирование у них сознательности и трудового энтузиазма, в создание благоприятных условий для подъема их культурного уровня. Эти культурно-просветительные учреждения нового типа создали отправную базу для завоевания новых высот культуры. Нельзя недооценивать вклад красных чайхан в просвещение народных масс, особенно в сельской глубинке».

Надо отдать справедливость: красные чайханы в 1920-е – 1930-е годы действительно сыграли огромную роль в ликвидации неграмотности, распространении знаний среди крестьянства, приобщении его к достижениям науки и культуры. «Большевики, – пишут современные исследователи В. Беляев и Т. Савченко, – успешно решили эту проблему, на которую, по выводам царской комиссии, требовалось около 300–400 лет».

И все-таки, при всех безусловных заслугах в организации ликбеза и просвещении неграмотных масс населения, – главной, первоочередной задачей, стоявшей перед новой чайханой, была другая: агитационно-пропагандистская работа, призванная всемерно способствовать коллективизации села и насаждению советской идеологии. В идеале каждый посетитель чайханы должен был уйти из нее хоть немного более «политически подкованным», чем до прихода сюда. Времяпрепровождение просто за отдыхом и чаепитием клеймилось как пустое и «безыдейное». Газетные статьи, карикатуры сформировали негативный образ чайханы как символа феодальных пережитков, «места, где собираются болтуны и бездельники». На рисунках в сатирическом журнале «Муштум» представали пузатые завсегдатаи чайханы, во время хлопкоуборочной страды отдыхающие на мягких подушках топчанов, в то время как женщины работают на полях.

И все же, и все же… Сама природа чайханы, этого уникального социального организма, противилась идее превращения ее в агитклуб. По-прежнему определяющими для ее бытования оставались основополагающие институты народного быта, с которых некогда начиналась чайхана, – свадебные и поминальные ритуалы. А еще – острый, незашоренный взгляд на все происходящее вокруг, меткое и точное народное словцо…

…Бородатые люди в белом,
Золотая в воде луна,
Хороша и душой и телом
Старых грешников чайхана.

Пиала там с зеленым чаем,
И у каждой особый вкус,
И часов мы не замечаем,
И куда-то исчезла грусть.

И стихов, словно звезд, немало
Потеряло в арыке след,
Оживлялись тут аксакалы
В самой дружеской из бесед.
……………………………..
Песнотворцы милые Азии,
Из далеких вам лет привет,
Больше нет чайханы той разве?
Отвечает мне эхо: нет!

Нет и друга Гафура Гуляма,
Айбека нашего нет,
Чайханы нет в зеленой раме,
В арыке лишь лунный свет.

Нет друзей уж на свете белом,
А ведь как же была она
Хороша и душой и телом,
Старых грешников чайхана…
(Николай Тихонов)

«Больше нет чайханы той разве?..» В самом деле, что же сохранилось сегодня от той, старой, традиционной чайханы, о которой с такой тоской вспоминает поэт?
Да самая суть и сохранилась. Миновали многие коллизии, связанные с чайханой, этим первым на мусульманском Востоке общественно-бытовым институтом. В далеком прошлом остались завораживающие представления гибких мальчиков-танцоров, а знаменитые некогда петушиные и перепелиные бои, упоминание о которых встречается еще в записках Хусейна Байкара, сегодня если и увидишь в чайхане, то очень редко, и, конечно, в менее жестоком варианте, чем в прежние времена. Но и ныне чайхана остается центром притяжения для людей, соответствуя своему главному назначению, которое кто-то точно определил как «долгий разговор добрых людей». И в наше время, как встарь, есть почти в каждой чайхане свои авторитеты – аксакалы, из самых уважаемых людей махалли, к чьему мнению прислушиваются все. Как ведется, им воздает почет и чайханщик: подойдет к дастархану, за которым они восседают, вежливо поздоровается, расспросит о самочувствии, протянет чайник-другой ароматного напитка и обязательно выслушает оценку досточтимых гостей: каков нынче чай на вкус, хорошо ли заварен…

Если перелить раз – он еще не чай,
А поток весенний, мутный сай.
Во второй раз – не прозрачен все ж,
Ну а в третий раз – вроде с маслом схож.
На четвертый раз лишь получай
Настоящий чай, зеленый чай.
(Миртемир)

Неизменными остались и многие другие ритуалы чайханы, некогда поражавшие путешественников, в том числе уже упоминавшегося Всеволода Стратонова:

«”Чайханчи” (владелец чайханы) подает гостям чай в чашках без блюдечек… Держат чашки снизу концами пальцев. Чай потребляют в громадном количестве. Этим делом занимаются часами, сидя с внешним невозмутимым спокойствием, как будто ничем не интересуясь, но на самом деле зорко следя за происходящим на улице…»

Примечательна последняя фраза в этом наблюдении русского ученого: «…сидя с внешним невозмутимым спокойствием, как будто ничем не интересуясь, но на самом деле зорко следя за происходящим на улице…». Не это ли в какой-то мере объясняет принципиальную разницу между традициями чайханы и, скажем, поведением завсегдатаев где-нибудь в европейском кафе? Во втором случае посетители пришли выпить чашку кофе или пропустить стаканчик вина, влюбленные могут назначить здесь свидание, деловые люди – обсудить вопросы бизнеса, но в любом случае – все заняты собой, мало интересуясь внешним миром.
Тем же, кто живет под благословенным небом Азии, хорошо известно: завсегдатаев наших чайхан касается все! Как и столетия назад, здесь по-прежнему обговариваются условия серьезных событий в жизни семей, а в беседе за пиалой дымящегося чая можно узнать обо всех последних событиях – от тех, что совершаются в другой части света, до происшествий в соседнем дворе. Предметом обсуждения могут быть и виды на урожай персиков, и инаугурация американского президента, и телевизионный сериал, и новый участковый, и что выгоднее купить – «Нексию» или «Кобальт»… – словом, все, – от текущих забот махалли до высокой международной политики. При этом в чайхане не спорят – в чайхане ищут истину…

…Едва убрал чайханщик вертела,
вновь началась словесная игра.
И взвился смех. И над супой с гостями
вкруг лампочки забилась мошкара.
……………………………………
Кричит над чайханою бедана,
над клеткой стынет белая луна,
за речкой меркнет золото заката,
свой юбилей справляет чайхана!..
(Александр Файнберг)

Течет неспешный разговор, передается по кругу пиала с дымящимся чаем… Едва наполненная, – знак уважения к гостю, которому дается возможность поскорее отведать чай: налитый до половины, он быстрее остывает. Если же человек наливает пиалу чая до краев, о нем скажут – он пришел сюда чай пить. И это значит – в толковые, обстоятельные собеседники не годится. Ведь и ныне, как и cтолетия назад, чаепитие для завсегдатаев чайханы – по-прежнему лишь предлог для того, чтобы собраться с друзьями в урочный час и неторопливо, со вкусом потолковать о жизни…

Лейла ШАХНАЗАРОВА.

Использованы репродукции картин А.Н. Волкова, Усто Мумина и Ю. Талдыкина.