Константин Данзас не был близким другом Пушкина. Но их связывали узы «святого лицейского братства», и поэт без колебания обратился к нему в роковую минуту своей жизни – перед последней дуэлью.
Сегодня известно: Александр Сергеевич просил Данзаса быть его секундантом на дуэли не при случайной встрече в день поединка, а накануне – 26 января 1837 года. Так что у Данзаса было время обдумать просьбу и осознать, какой ценой придется расплатиться за этот шаг. Цена была непомерно высокой – собственная жизнь. Ведь, согласно манифесту Екатерины II от 1787 года, секунданты на дуэлях признавались соучастниками «в умышленном причинении смерти», и их ждала неизбежная кара – смертная казнь.
Но была задета честь его лицейского брата – и Данзас без колебаний дал свое согласие быть секундантом.
Расскажем несколько подробнее об этом человеке, которому довелось в последние дни и часы жизни великого поэта быть с ним рядом, стать для Пушкина олицетворением всего «святого лицейского братства».
Константин Карлович Данзас (1801–1870) происходил из курляндских дворян. Лицейское прозвище – «медведь» – как нельзя лучше соответствовало внешнему виду Данзаса: рыжеволосый, большой, неуклюжий. Нрав у него был неровный, вспыльчивый, обычное равнодушие ко всему могло сменяться вспышками ярости, если его задевали.
Успехами в учебе Данзас не блистал, по успеваемости обычно оказывался в самом хвосте списка воспитанников. В одном из вариантов стихотворения «19 октября» (1825 г.) Пушкин недаром написал:
Спартанскою душой пленяя нас,
Воспитанный суровою Минервой,
Пускай опять Вольховский сядет первый,
Последним я, иль Брольо, иль Данзас.
И это единственное упоминание Данзаса в стихах поэта. (Кстати, оценим великодушие Пушкина, упомянувшего себя в одном ряду с нерадивыми учениками).
Выпущен Константин Данзас был по самому низшему лицейскому стандарту – офицером, но не в гвардию, а в армию. Однако в службе показал себя беззаветно храбрым. В 1828 году в бою под стенами крепости Браилов был ранен в левую руку (эта рана давала себя знать всю жизнь – Данзас держал руку на перевязи). Тогда же Константин Карлович был награжден за храбрость «золотой полусаблей», а позже – двумя крестами и бриллиантовым перстнем. Вот как отзывается о Константине Карловиче декабрист Н. И. Лорер:
«Подобной храбрости и хладнокровия, какими обладал Данзас, мне не случалось встречать в людях, несмотря на мою долговременную военную службу… Бывало с своей подвязанной рукой стоит он на возвышении, открытый граду пуль, которые, как шмели, жужжат и прыгают возле него, а он говорит остроты, сыплет каламбурами… Ему кто-то заметил, что он напрасно стоит на самом опасном месте, а он отвечал: «Я сам это вижу, но лень сойти…» По мне он был замечательным человеком».
В январе 1837 года полковник Данзас находился в Петербурге, ждал нового назначения. Именно тогда и обратился Пушкин к своему лицейскому товарищу с просьбой исполнить роль секунданта в его последней дуэли…
До последних минут жизни Пушкина Данзас был рядом с ним. Император позволил ему находиться с умирающим другом, но сопровождать тело к месту погребения в Святогорский монастырь Константину Карловичу было отказано.
Незадолго до смерти Пушкин попросил принести ему шкатулку, откуда вынул бирюзовое колечко и передал его другу, сказав: «Возьми и носи это кольцо. Это талисман от насильственной смерти».
(Данзас много лет не расставался с этим кольцом. Но однажды в Петербурге, в сильный мороз, снимая перчатку, обронил его в сугроб. Как ни старался, найти кольцо не смог. Горе его тогда было безутешным…)
Своему секунданту Александр Сергеевич завещал не мстить за него, а друзьям наказывал: «Хлопочите за Данзаса. Он мне брат».
«Как трогателен секундант Пушкина, его друг и лицейский товарищ полковник Данзас, прозванный в армии «Храбрым Данзасом», – писал С. Н. Карамзин в письме брату. – Сам раненый, с рукой на перевязи, с мокрым от слез лицом, он говорил о Пушкине с нежностью, нисколько не думая об ожидающем его наказании, и благословлял государя за данное ему позволение не покидать друга в последние минуты его жизни и его несчастную жену в первые дни ее несказанного горя».
После смерти Пушкина Данзас был предан военному суду. Выполняя завет Александра Сергеевича, многие друзья и близкие поэта взялись хлопотать о судьбе его секунданта. Военный суд первой инстанции выносит приговор по всей строгости закона: «Подсудимого подполковника Данзаса… как он не донес заблаговременно начальству и тем допустил совершиться дуэли и убийству… повесить».
Вторая инстанция смягчила приговор, постановив отобрать у Данзаса золотую полусаблю, полученную им за личную храбрость, и разжаловать в рядовые. И, наконец, мера наказания снизилась до двух месяцев содержания в крепости.
Отбыв наказание, Данзас долгое время служил в Петербурге. Потом отправился на Кавказ, где буквально рвался под пули. Его сослуживцы отмечали, что никогда не видели подобной безрассудной храбрости.
В начале 1850-х годов в чине генерал-майора Константин Карлович вышел в отставку. Человек смелый, честный и благородный, он никогда не искал теплых, доходных мест, а потому не нажил капиталов. Жил очень скромно и в полном одиночестве. Нрав его ожесточился, он стал угрюмым и желчным. Несомненно, во многом этому способствовало сознание, что он не сумел сделать всего, чтобы спасти Пушкина в том роковом поединке. Данзас так никогда и не смог себе этого простить. Чем более росла всенародная слава поэта, тем горше и тяжелее становилось для Данзаса чувство вины…
В доме Константина Карловича был свой Пушкинский музей, где хранились печальные экспонаты, связанные с жизнью и гибелью великого поэта: полученная от Пушкина записка, копии его писем к Геккерну, посмертная гипсовая маска… Данзас считал своим долгом оставить правдивые свидетельства о дуэли и смерти Пушкина. Все, что он знал и помнил, Константин Карлович рассказал своему близкому другу А. Аммосову, который в 1863 году выпустил эти записки отдельной книгой «К. К. Данзас. Последние дни жизни и кончина Александра Сергеевича Пушкина».Эти материалы многое прояснили в истории гибели великого русского поэта…
Умер Константин Карлович Данзас, этот благородный «невольник чести», в Петербурге, в совершенном одиночестве и нужде, и был похоронен на казенный счет. В 1936 году его прах перенесен в Александро-Невскую лавру.
Римма ВОЛКОВА.
