Мой френд из Узбекистана сообщил одобрительно, что в пригороде Ташкента собираются назвать улицу именем Кобзона. Я посетовал, что в Ташкенте нет улиц Файнберга, Ахматовой, Луговского, но почему-то должна быть улица Кобзона, пятилетним ребенком в эвакуации жившего в Янги-Йуле.

Мой френд ответил, что не мое мол дело издалека рассуждать о том, чьим именем называть улицы в Узбекистане. Я было обиделся, но потом поразмыслил и решил, что я уже не юн, у меня нет избытка времени и сил на обиды, поэтому предпочел ответить. Но и на реверансы у меня тоже нет сил. Сил и желания.

Уважаемый Рахимжон!

Именно мне и таким как я, издалека и рассуждать о том, что происходит в Узбекистане. Нам, бывшим узбекистанцам, тем немногим на свете, кому не наплевать на эту далекую и закрытую от внешнего мира страну. Мы, для кого страны Средней Азии не носят общую пренебрежительную кличку «…станы». Мы являемся полпредами Узбекистана по всему миру, наша любовь, наши воспоминания, наши рассказы, наши картины, наши казаны с пловом открывают миру Узбекистан. Заработанные нами деньги идут в кассы УХЙ (хаво йулари) за одни из самых дорогих в мире авиабилетов. Это воодушевленные нашими рассказами аборигены (израильтяне, американцы, канадцы, немцы) составляют группы туристов, приносящих ощутимый вклад в разворованную вашими чиновниками казну вашей страны.
Да, это мы из своего далека печемся о том, чтобы не был разграблен Музей Савицкого и Музей искусств в Ташкенте, чтобы алчными чиновниками не были вырублены все чинары в городах Узбекистана, да, это мы лечим пациентов из Узбекистана, учим ваших врачей, чтобы их знания соответствовали мировому опыту, а не тем учебникам, которые они получают в библиотеке ТашМИ, тем же самым учебникам, которые я получал 40 лет назад.

Да, это мы на свой страх и риск, совершенно безвозмездно, движимые одной лишь любовью, составляем каталоги ваших музеев, антологии стихов о вашей столице, книги о вашей стране. То, что не делают люди, получающие за это зарплату.

Да, нам не нравилась политика прежнего руководства, зачеркивающая русское культурное присутствие в Туркестане, воплотившаяся в снесенные здания, вырубленные деревья, переименованные улицы. Не нравится, что с карты Ташкента исчезла улица Пушкинская.
Но и о сегодняшних изменениях в Узбекистане мы судим с осторожностью. Нам нравится, что многим из нас можно приезжать в Ташкент без виз. Но с опаской мы следим за нынешней агрессивной политикой руководителей России в отношении своих соседей и вполне законно опасаемся, что Узбекистан может стать очередной их жертвой. А вы не опасаетесь?

Поэтому, когда в Узбекистане поторопились предложить назвать улицу именем недавно умершего человека с репутацией, прямо скажем, неоднозначной. Я увидел в вашем предложении жест не культурный, а прежде всего политический, подыгрывание (не хочу использовать более грубый глагол) современной российской власти.

Во многих странах принят тот или иной срок между смертью человека и началом увековечивания его памяти. Мы с вами уже немолоды, и я не стану напоминать о тех случаях, даже на нашей памяти, когда верноподданническое рвение игнорировало этот срок выдержки, и выходил голимый стыд: перезахоронения, переименования, снос памятников.

Совсем недавно умер Леонид Броневой, он жил в Узбекистане, учился в школе, получил актерское образование, работал. Он тоже был Народным СССР, тоже обслуживал свою эпоху, правда, в отличие от Кобзона, он не отождествлял себя с властью своей страны, но зато очень хорошо говорил о Узбекистане и узбеках. Так почему же никому не пришло в голову увековечить его имя в Чирчике или в Ташкенте? Что вам важнее — позаботиться о своей стране или позаискивать перед соседом? Не предаете ли вы этим свою, не завоёванную, доставшуюся даром независимость?

И еще, да, мы, ташкентцы, расселившиеся по всему миру, ничего не решаем в вашей стране. Но неужели наш неравнодушное мнение не заслуживает быть услышанным? Ведь, согласитесь, что наша пристальность и заинтересованность тоже защищают вас, живущих там, от произвола ваших же чиновников.

Всего вам доброго!
С уважением,
Михаил КНИЖНИК.

Согласно основным положениям мусульманского вероучения и в силу освященных временем преданий каждая мечеть, будучи по своему предназначению молитвенным домом, одновременно представляет собой и странноприимный дом. Именно такой характер, по мусульманским преданиям, имела и самая первая мечеть, выстроенная пророком Мухаммедом в Медине после его бегства из Мекки. Она была любимейшим местом отдыха для него и его первых халифов, а также временным пристанищем для всех неофитов ислама, стекавшихся в Медину.

Мечети бывают разные – обыкновенные, соборные и намаз-гох. В первых из них молились ежедневно, во-вторых, кроме ежедневных молений, проводили многолюдные пятничные службы, в третьих же – только два годовых мусульманских праздника. Мечеть представляет собой четырехугольное здание, выделяющееся своими размерами из среды жилых помещений, и имеет высокую башню, с которой муэдзин призывает верующих на молитву. Башня эта обычно располагается на западной стороне широкого двора рядом с хаузом и тахорат-ханой, необходимыми по нормам ислама для очищения тела перед совершением намаза.

Мечеть состоит из двух частей, одна из которых является закрытым помещением, предназначенным для молитв в холодное зимнее время, а другая представляет собой открытую обширную террасу, обращенную своей открытой частью к западной стороне. В ней совершаются намазы в теплое летнее время. Внутреннее убранство мечети выглядит довольно скромно – в ней нет никакой обстановки. Лишь потолок мечети далеко не всегда расписывается красками, а на стены наносятся лишь цитаты из Корана. При мечети зачастую имеется одна-две худжры для жительства имама и почти всегда помещение для начальной школы, в которой обучаются дети прихожан данной мечети.

Соборные же мечети находятся только в значительных городах или в больших селениях, где кроме них имеются несколько повседневных мечетей. Иногда в качестве соборной мечети может служить мечеть при местном медресе, располагающая обширным двором, представляющим удобное место для большого стечения народа. По внешнему виду соборная мечеть должна отличаться от обычной более значительными размерами и более богатым украшением потолка и стен. На пятничные намазы в соборные мечети собираются большие толпы верующих со всего района, в котором эти храмы расположены.

Мечети намаз-гох находятся только в самых больших мусульманских центрах. Они обязательно должны иметь обширные дворы. Чаще всего в течение года они по обыкновению пустуют, и только в два ежегодных праздника в них стекается громадное количество прихожан. Причем эти молящиеся собираются не только из пункта расположения этой мечети и ее окрестностей, но и с дальних поселений.

В каждом мусульманском городе существуют десятки мечетей, а в кишлаках одна или несколько, в зависимости от размеров населенного пункта. Отсутствие мечети в кишлаке свидетельствует либо о его малолюдности, либо бедности. Ибо все мечети и принадлежащие им постройки везде содержатся либо на средства прихожан, либо на вакуфный доход, а часто на то и на другое вместе.

У каждой мечети имеется свой имам, обязанностью которого является руководство молящимися во время намаза и проведение всякого рода мусульманских треб. В более богатых мечетях имеется, кроме имама, еще один служитель – суфи (муэдзин), служба которого заключается в ежедневном пятикратном призыве мусульман на молитву и присмотром за хозяйством мечети. В бедных мечетях обязанности муэдзина исполняет либо сам имам, или кто-то из прихожан-добровольцев, усматривая в этом савоб (доброе деяние).

Специальный служка надзирает обычно за тахорат-ханой. Он должен заботиться о том, чтобы вода для омовений была своевременно готова и количество кувшинов для этой цели было достаточным. Он же должен согревать воду в холодное время года. В некоторых престижных мечетях существуют еще должности фаррашей – служек без определенных обязанностей.

Следует знать, что мечеть вовсе не является единственным местом для совершения намаза, который может быть свершен единолично или группой лиц в частном доме, в степи или просто на улице.

Зачастую представители иных религиозных конфессий полагают, что мусульманские имамы весьма почитаемы прихожанами и имеют значительное влияние на народные массы. Православные жители Туркестанского края предполагают, что имам по своим правам и обязанностям есть то же самое, что христианский священник. Это происходит от заблуждений, основанных на поверхностном знакомстве с действительным положением дела. Реально же сходство имама и священника ограничивается единственно внешней связью их в местах богослужения. В отличие от христианских пастырей, рукоположенных высшим духовенством в сан священника, имамом в мусульманской среде без всякого посвящения или другого обряда может быть каждый элементарно юридически подкованный правоверный, знакомый с предстоящими ему крайне несложными обязанностями, заключающимися в руководстве молящимися во время пятикратных еженедельных намазов, состоящих из ряда простых молитв и внешних знаков, исполняемых прихожанами вслед за имамом во время молитвы. Это, в большей степени, касается преимущественно сельских священнослужителей.

В городах же, где в каждом приходе имеется довольно много людей, более ученых и книжных, чем имамы, последние не могут иметь заметного авторитета и влияния на своих прихожан. Крайне ограниченное материальное содержание имамов, получаемое ими от прихожан, а иногда из дохода с вакуфа, чаще же с обоих источников вместе, и незначительность скудно оплачиваемых треб обычно привлекает на эти места людей бедных или старых, для которых труд имама легок и посилен. Впрочем, имамы редко ограничиваются своей плохо оплачиваемой должностью. Зачастую они одновременно состоят учителями детей своих прихожан, имея от этого дополнительный доход. Если же имам недостаточно подготовлен для этого занятия, то он всегда найдет себе какое-либо дополнительное дело, торгуя мелочью или помогая безграмотным людям писать прошения.

Кроме недостатка авторитета, в городах, где много лиц, могущих занять места имамов, последние находятся в материальной зависимости от своих прихожан. И потому они находят двух-трех влиятельных в приходе лиц и стараются всячески ладить с ними и угождать им.

По-иному обстоит дело в кишлачной среде, где имамы почти всегда являются самыми грамотными и начитанными людьми среди своей совершенно необразованной паствы. Сельские жители безусловно доверяют каждому слову имама и домуллы, ибо не имеют возможности критически отнестись к их словам и поступкам, полагая, что эти слова и действия он не сам выдумал, а вычитал из мудрых книг, которые провозглашают безусловную истину. И потому имам в кишлаке не имеет конкурента по части исполнения разного рода религиозных треб. Потому сельский имам одновременно здесь главный врач, так как по представлениям сельчан врачевать может любой грамотный человек отчитыванием больного по тем рецептам, которые рекомендованы ему какими-то книгами. У того же имама можно приобрести писанные туморы (амулеты), якобы предохраняющие от всех болезней и напастей.

Следует отметить, что находясь в постоянном общении со своей паствой, кишлачный имам по необходимости не может ограничивать свою деятельность узкими рамками своей должности и поставлен в очень благоприятные условия, чтобы так или иначе влиять на народ, но опять же не как имам, а, главным образом, просто как грамотный человек…

Следует добавить, что каждый находящийся в здравом уме мусульманин, обладающий некими познаниями, может быть не только имамом, но и казием (судьей) и даже ишаном (духовником, наставником своих шогирдов), если он получил на то разрешение имама или казия, у которого находился в обучении и на послушании.

Р. НАЗАРЬЯН