Продолжение

Через два дня русские войска покинули Хиву, оставив там лишь небольшой отряд для охраны дворца и поддержания порядка.
Генерал Кауфман устроил свой лагерь в большом саду, в двух километрах от города. Сад относился к летней резиденции хана и занимал примерно два с половиной гектара. Окруженный пятиметровой глиняной стеной, он утопал в тени абрикосовых, персиковых и сливовых деревьев. Однако главной его красой были великолепные вязы и две аллеи молодых тополей, ведущих к летнему дворцу.

С одной стороны сада расположился Великий Князь Николай Константинович, с другой Князь Евгений Максимилианович. За дворцом, в тени вязов стояли два летних дома. Там разместились генералы Кауфман и Головачёв. Остальные офицеры раскинули свои палатки под фруктовыми деревьями.
Мак-Гахан же, со своим русским приятелем Чертковым, облюбовали портик второго этажа дворца, заняв две тёмные, но прохладные комнаты.
Оренбургский отряд стал лагерем в полуторе километров от Хивы, а Кавказский возле самого города, напротив Шахабадских ворот.

Настроение у солдат и офицеров было самым радужным: дни проходили в посещении соседних лагерей, или в поездках в Хиву, где покупали на память о походе местные ковры, оружие, посуду и разные безделушки. Да хивинцы и сами наезжали к русским со своим товаром. По вечерам гремела музыка, звучали песни, устраивались пикники с местным оркестром и плясками так называемых бачей. Но все это продолжалось недолго. С приближением середины лета зной всё более и более давал себя чувствовать. Целые тучи мошек вились над арыками и нестерпимый жар и днём и ночью приковали офицеров к их временным жилищам, и вскоре веселая бивачная жизнь сменилась тоскливыми буднями.

В первые дни о местонахождении хана ничего не было известно. Наконец, пришло известие что он находится в селении Имукчир, охраняемый верными туркменами. Генерал Кауфман немедленно отправил туда джигита с письмом, в котором говорилось, что если хан вернется в Хиву на милость победителя, то ему будут оказаны все подобающие его положению почести, если же откажется, то на его место посадят кого-нибудь другого. Главным кандидатом в этом случае считался Ата-джан.

Хан внял увещеваниям Туркестанского генерал-губернатора и 2 июня вернулся в Хиву.
Генерал фон Кауфман принял его под вязами, перед своей палаткой, у которой была установлена платформа из кирпичей, устланная коврами. На этом возвышении и состоялось первое свидание правителя Туркестана и властителя Хивы.

Мак-Гахан и все высокопоставленные офицеры в этот день собрались в саду в ожидании долгожданной встречи. Через короткое время Саид-Мухаммад-Рахим-хан, в сопровождении свиты въехал в ворота своего собственного сада. Сойдя с богато убранного коня, он, сняв высокую баранью шапку, пешком направился к ждущему его фон-Кауфману. Поднявшись на платформу, хан почтительно уселся перед генералом полустоя на коленях, как принято было у хивинцев и коленопреклонение это отнюдь не было выражением унижения и покорности. Вот как описывает Мак-Гахан наружность правителя Хивы: “Хан человек лет тридцати, с довольно приятным выражением лица, когда оно не отуманивается страхом, как в настоящем случае; у него красивые большие глаза, слегка загнутый орлиный нос, редкая бородка и усы и крупный, чувственный рот.

По виду он мужчина очень крепкий и могучий, ростом в целых шесть футов и три дюйма (190 см. В.Ф.), плечи его широки пропорционально этой вышине, и на мой взгляд, весу в нем должно быть никак не меньше шести, даже семи пудов. Одет он был в длинный ярко-синий шелковый халат; на голове была высокая хивинская баранья шапка. […] Во времена рыцарства хан этот со своею могучей фигурой великана был бы чуть не полубогом; в рукопашном бою он обратил бы в бегство целый полк; весьма вероятно, был бы настоящим „Coeur de Lion» (Львиным сердцем, В. Ф.), а теперь самый последний солдат русской армии был, пожалуй, сильнее его”.

Трудно представить себе людей более резкого контраста, чем эти два человека, сидящих друг против друга. Константин Петрович ростом был чуть ли не в половину меньше хана, но в улыбке его, когда он смотрел на своего поверженного врага проскальзывало удовлетворённое превосходство.
– Так вот, хан, — сказал, после необходимого приветствия, Кауфман, – вы видите, что мы наконец и пришли вас навестить, как я вам обещал еще три года тому назад.
– Да, на то была воля Аллаха.
– Нет, хан, вы сами было причиной этому. Если бы вы послушались моего совета три года тому назад и исполнили бы тогда мои справедливые требования, то никогда не видали бы меня здесь. Другими словами, если бы вы делали что я вам говорил, то никогда бы не было на то воли Аллаха.
– Удовольствие видеть Ярым-падишаха так велико что я не мог бы желать какой-нибудь перемены.

Константин Петрович рассмеялся
– Могу уверить вас, хан, что в этом случае удовольствие взаимно. Но перейдем к делу. Что вы будете делать? Что думаете предпринять?
– Я предоставляю это решить вам, в вашей великой мудрости. Мне же остается пожелать одного — быть слугой великого Белого Царя.
– Очень хорошо. Если хотите, вы можете быть не слугой его, а другом. Это зависит от вас одних. Великий Белый Царь не желает свергать вас с престола. Он только хочет показать, что достаточно могуществен, чтобы можно было оказывать ему пренебрежение, и в этом, надеюсь, вы теперь достаточно убедились. Великий Белый Царь слишком велик чтобы вам мстить. Показав вам свое могущество он готов теперь простить вас, и оставить по-прежнему на престоле, при известных условиях, о которых мы с вами, хан, поговорим в другой раз.

– Я знаю, что делал очень дурно, не уступая справедливым требованиям русских, но тогда я не понимал этого, и мне давали дурные советы. Теперь я буду лучше знать, что делать. Я благодарю великого Белого Царя и славного Ярым-падишаха за их великую милость и снисхождение ко мне и всегда буду их другом.
– Ну, что ж, теперь вы можете возвратиться в свою столицу. Восстановите свое правление, судите свой народ и охраняйте порядок. Скажите своим подданным чтоб они принимались за свои труды и занятия, и никто их не тронет. Скажите им что русские не разбойники и не грабители, а честные люди, что они не тронут ни их жен, ни имущества.

Затем, после взаимного пожелания всех благ, хан удалился в свою столицу и приступил к своим обычным занятиям.
Несколько раз Мак-Гахан наносил визиты в ханский дворец и проводил с ханом долгие беседы.
– Из какой страны вы приехали? – с этого вопроса началась первая встреча журналиста с правителем
Хивы.
– Из Америки.
– Так, стало-быть, вы не англичанин?
– Нет, страна моя гораздо дальше.
– А как далеко?
– За большим морем. Четыреста дней пути верблюжьим ходом.
Хан был чрезвычайно поражён этим ответом.
— Как же вы перешли это море?
Тогда американец спросил, не видал ли тот русский пароход на нижнем течении Аму-Дарьи. Хан отвечал, что сам не видел, но много о нём слышал.
— Вот такой пароход может переплыть море за десять дней. Мои соотечественники создали такие пароходы. Кроме, того они изобрели винтовки, которыми вооружены русские войска.

Тема оружия весьма заинтересовала Саид-Мохаммеда, и он спросил много ли делается в Америке винтовок и сколько они стоят. Януарий ответил и на эти вопросы. Затем по просьбе хана американец рассказал ему о Фарангистане (Франции) и Англии. Начертив приблизительную карту на клочке бумаги Мак-Гахан объяснил своему собеседнику расположение Франции, Германии, Англии, России и Индии. Рассказал о войне, произошедшей недавно между Францией и Германией, в которой Франция потерпела поражение и вынуждена заплатить большую сумму контрибуции.
Хан был потрясён узнав, что во Франции живёт сорок миллионов человек и почти столько же в Германии, а в войне между ними участвовало около двух миллионов солдат.

— А как велика Россия – тут же спросил Саид-Мохаммед.
— Россия огромная страна. Она больше Англии, Франции, Германии и Индии вместе взятых.
Но больше всего хан был поражён рассказом своего собеседника о том, что в Америке тамошний хан правит только четыре года, а затем на его место избирается другой.
— Да как же хан допускает выбрать другого на своё место?
— Таков закон. Если бы он не захотел подчиниться закону, народ бы его к тому принудил. Даже я могу
стать ханом на своей родине.
Услышав это правитель Хивы посмотрел на американца с явным недоверием, очевидно считая того лжецом.
Наконец, 12 августа 1873 года мирный договор между Россией и Хивинским ханством, был подписан. Название он получил по месту подписания — летней резиденции хивинского хана — Гендемианский.

Первая глава договора гласила: “Саид-Мохаммад-Рахимхан, правитель Хивы, признает себя верноподданным Императора Всероссийского. Он отрекается от налаживания непосредственных дружеских отношений с соседними правителями и ханами, а также от заключения с ними каких бы то ни было торговых и иных соглашений, а равно отрекается от ведения против них всяких военных действий без разрешения верховного правительства России в Средней Азии”.

Территория ханства на правом берегу реки Амударья переходила к России. Русские купцы получили право беспошлинного провоза товаров и торговли. Кроме того, хан давал обязательство “уничтожить на вечные времена рабство и торг людьми” и брал обязательство уплатить российскому правительству контрибуцию в размере 2,2 млн рублей с рассрочкой в 20 лет (по 1893 г. включительно). Отошедшая к России территория вошла в состав Амударьинской области Туркестанского генерал-губернаторства.

На правом берегу реки было построено укрепление Петрово-Александровск (ныне г. Турткуль), и русский гарнизон при случае должен был вмешаться в любую сложную ситуацию, возникшую в ханстве. Первым комендантом крепости был назначен, уже хорошо нам знакомый, полковник Н. А. Иванов.
В августе русские отряды должны были покинуть пределы хивинского ханства и возвратиться в места постоянной дислокации. Однако оставался ещё один не решённый вопрос – так и не смирившиеся туркмены-иомуды. Без его решения уходить было нельзя.

Продолжение следует

На заставке: Гравюра “Сдача хивинского хана генералу Кауфману”.
Журнал L’ UNIVERS ILLUSTRE, Франция,1873 г

В. ФЕТИСОВ

«Погоня» и субъективизм ее автора интересны тем, что двуличность произведения порой доходит до предела, и складывается такое впечатление, что текст писали два разных человека; местами, даже кажется, будто переводчик Малькольм Берр, или другие английские компетентные «товарищи», делали текстовые вставочки по собственному усмотрению.

Там, где речь идет о природе, геологии, археологии, охотоведении, флоре, фауне, а особенно, об орнитологии, там автор показывает себя профессионалом высочайшего уровня. Описание птиц Туркестана — это просто соловьиная песня: «Стало теплее уже и в низинах. Снег исчез почти везде, и в степи стала появляться зеленая трава. Появились бекасы и другие болотные птицы, и я несколько раз отлично поохотился, поскольку смог достать превосходное безударное двуствольное ружье. Также появились стрепеты, и дрофы, и рябки (Pterocles arenaria) и разные чибисы, и другие охотничьи птицы. Я подстрелил огромную дрофу из своей винтовки; она весила сорок фунтов и обеспечила нам великолепный обед на Пасху» (с.210). Вполне на уровне советского писателя-орнитолога В.В.Бианки (1894-1959), которого, кстати, тоже поштормило в революционные годы, он был эсером, его мобилизовали в армию Колчака, а при красных он неоднократно арестовывался. Но как только ташкентский геолог П.С.Назаров касается тем политики и истории, чувство реальности и стремление к исторической объективности ему отказывают; у читателя начинают возникать недоуменные вопросы, и информацию приходится просеивать сквозь сито критического анализа.

Например, П.С.Назаров пишет: «Я выехал из Пишпека 18 мая… Мы провели ночь в Токмаке, а на следующий день был большой православный праздник, Вознесение. Был прекрасный солнечный день, и громкий колокольный звон наполнял собой утренний воздух. Я слушал в последний раз голос своей родной церкви, обращенный ко мне.

После службы толпа прихожан вывалилась из церкви, мужчины и женщины в ярких цветных разнообразных одеждах и платках. Собравшись вокруг ограды церкви, они образовали яркий и довольно оригинальный фон для военного парада, который вскоре состоялся — парад Красной армии на манер старых времен, когда такое действо было обязательным в дни важных церковных праздников. Поводом была вторая годовщина образования Красной пролетарской армии. Псевдобольшевики Токмака сохранили свое оружие, объединяя коммунистическое действо со старым русским церковным праздником» (с.217-218). Пытливого читателя начинают терзать смутные сомнения. Вторая годовщина создания Красной армии приходилась в 1920 г. на 23 февраля, как и в любой другой год и всегда считалась по новому стилю.

Однако этот праздник был установлен в РСФСР в 1922 г. в четвертую годовщину создания Красной армии, и в Токмаке, административно входившем в РСФСР, 20.05.1920 г. официально и не официально праздноваться не мог, хотя бы потому, что еще шла гражданская война. Вознесение в Токмаке отмечалось 20.05.1920 г. в четверг по григорианскому календарю (новый стиль), хотя довольно сомнительно, что местные попы так быстро изменили юлианскому календарю, по которому датируются церковные праздники, чего не мог не знать П.С.Назаров, позиционирующий себя воцерковленным человеком старой веры, тем более, что до этого он описывает события 1919-го года по старому стилю. По поводу чего состоялся военный парад в Токмаке в четверг 20 мая 1920 г., так и осталось не ясным. Не факт и утверждение П.С.Назарова, что военные парады до революции ежегодно устраивались в дни важных церковных праздников. Навряд ли в Токмаке после августа 1914 г. вообще какие-то военные парады или смотры устраивались. Да и в мирные годы логичнее было бы проводить военный парад на Троицу (50-й день после Пасхи, выпадает на воскресенье), а не на Вознесение. Системы не было, скорее, военные приурочивали свои смотры к более важным церковным праздникам сезона.

Когда П.С.Назаров пишет о чекистах, чувство меры ему изменяет. Начинаются выдумки: «Позже они стали прибегать к пыткам и для этого использовали китайцев или латышей, но пока они боялись это делать, так как красноармейцы и местные сарты могли начать протестовать» (с.24). Не лучше ли было бы писать о себе и собственном опыте, потому что к П.С.Назарову пытки не применялись, его никто не бил, вообще к нему не прикоснулись, а китайцев и латышей в Ташкенте тогда можно было по пальцам пересчитать, если только он не имеет в виду дунган, таранчей, кашгарцев… А ташкентских латышей 1918-го года, думается, следует отсчитывать с Фрица Цируля, занимавшего с 1917-го по 1923 гг. ответственные посты в НКВД Туркестанской АССР, как сейчас бы сказали, в силовых структурах, а тогда говорили: в карательных органах. Интереснейший тип. Его биографию следует читать с лупой в руках. В 1905-1906 гг. Ф.Цируль был в эмиграции в Англии.

С кем не бывает? Но надо еще дополнительно прочитывать: владел английским языком, сохранил дружеские связи и т.д. Ф.М.Бейли о Ф.Цируле пишет в книге «Миссия в Ташкент» следующее: «Он был яростным революционером, но относился дружески к нам, и позже, когда Тредуэлл (американский консул. — прим. Е.Р.) был посажен в тюрьму и чуть было не расстрелян, именно Цируль вытащил его из тюрьмы и спас ему жизнь. В другой раз он сделал то же в отношении капитана Брюна (представитель Дании А.Г.Брюн. — прим. Е.Р.). Цируль даже однажды предложил Брюну убежать обоим вместе. Он был совершенно откровенен с Тредуэллом и однажды сказал ему, что если он помогает ему в Ташкенте, то он надеется, что, если это будет необходимо, Тредуэлл поможет ему с убежищем в Америке. Цируль был вынужден в какой-то момент улететь из России, и он жил в Уайтчепеле, совершенно не зная английского языка» (с.48).

Ф.Цируль удивительным образом был хорошо проинформирован об осиповском восстании 19.01.1919 г. и в этот момент просто испарился. Вместо него в казармы второго полка вместе с комиссарами поехал его заместитель Г.И.Лугин, которого там расстреляли. В 1923 г. Ф.Цируль пошел на повышение, и его назначили начальником милиции г. Москвы и Московской губернии. Хороший карьерный взлет. Но 23.10.1925 г. он попал под машину в Москве. Наверное, в Москве тогда много было автомобилей? Но здесь, как говорят наперсточники, надо следить за руками. 31.10.1925 г. от операции аппендицита умирает наркомвоенмор СССР М.Ф.Фрунзе. Какой-то странный октябрь был в Москве в 1925 г.? Ф.Цируль был в более чем дружеских отношениях с М.В.Фрунзе. Опять следите за руками: кто-то в сталинской партийной разведке очень хорошо изучил материалы осиповского мятежа 19-21.01.1919 г. А что если наркомвоенмор СССР М.В.Фрунзе пойдет по стопам военного комиссара Туркреспублики К.П.Осипова?

Вполне вероятно. А тут его близкий знакомый по Ташкенту Ф.Цируль рулит московской милицией. Да он в два счета парализует Москву! Официально как бы говорится, что М.В.Фрунзе умер после операции, но все понимают, что дело темное. Также и с Ф.Цирулем: главная версия, что попал под машину, но с трудом верится, что начальник московской милиции пешком по мосту шел. Разница только в том, что после смерти Фрунзе его именем были названы город, районы, мосты, пароходы, а имя Ф.Цируля срочно вычеркнули отовсюду. Слишком длинный шлейф английских связей за ним тянулся, даже большевики из сталинской когорты не выдержали. На освободившиеся посты были назначены проверенные сталинские товарищи. История в очередной раз состроила каверзную гримасу революционерам: М.В.Фрунзе топил в крови Бухару и Крым, Ф.Цируль устрашил Ташкент, да и весь Туркестан, а вот, подишь ты, один пал жертвой нетвердого скальпеля, а другой — отказавших тормозов.

Китайцев П.С.Назаров недолюбливал, — это понятно: они сначала не пропустили его через свою территорию в эмиграцию. А латышей-то за что? Тот же Ф.Цируль через ташкентских друзей П.С.Назарова выправил ему фальшивый документ на имя Новикова, с которым П.С.Назаров благополучно покинул ташкентские пределы и через Пишпек ушел к китайской границе, откуда со второй попытки попал в Кашгар. О Ф.Цируле П.С.Назаров пишет следующее: «Хотя коммунисты осложнили подданным жизнь своим бюрократизмом, бесчисленными разрешениями, свидетельствами, паспортами, мандатами, и никто не мог покинуть город или поехать в любой поселок или даже выехать на главную дорогу без разрешительных документов, большевики были так глупы, необразованны и коррумпированны, что не трудно было получить любую бумажку на вымышленное имя. Хорошим примером их чиновников был назначенный главой полиции города Ташкента, начальник охраны, как они называли его, ангел-хранитель города, как он называл сам себя, латыш по фамилии Цируль.

Он был в прошлом пекарь, едва мог читать и писать, и был в старые времена осужден на двенадцать лет каторжных работ за грабеж с насилием и убийством, затем был выпущен Керенским. Цируль без колебаний приводил в исполнение свои приговоры своими же собственными руками в своем кабинете; даже по отношению к своим собственным коммунистическим товарищам, если он считал необходимым в своих собственных интересах их убрать. Это и был джентльмен, у которого мой друг собирался получить «мандат» для меня на проход в горы, — конечно, под вымышленным именем. В этом документе, выданном ЧК, было написано, что я официально подтверждаю его личное получение» (с.112). Но до этого была подготовка к восстанию и арест.

После ареста в октябре 1918 г. П.С.Назарова препроводили в старую Таштюрьму на улице Московской (в советское время улица Энгельса), где он ожидал своей участи, получал посылки и информацию с воли, виделся с женой и фокстерьером Ромашкой. Через месяц, после окончания следствия, его перевели в общую камеру, и он пишет очередную ложь: «Незадолго до этого десять членов конституционно-демократической партии было арестовано и варварски умерщвлено только потому, что они были членами «буржуазной партии». Их вывели во двор тюрьмы, раздели догола холодной зимней ночью, и затем эти дьяволы стали поливать их холодной водой. Когда они замерзли, как статуи, пьяные солдаты разрубили их на части своими саблями» (с.29). П.С.Назаров, конечно же, не приводит фамилии убиенных кадетов, не говоря уже о том, что довольно сложно превратить человека в лед в ноябре в Ташкенте, так как температура не опускается ниже +8 градусов. Да и солдату сабля не положена. Просто какое-то нагромождение лжи.

Ненависть просто застит глаза П.С.Назарову, когда он пишет о В.Д.Вотинцеве (1892-1919): «Как-то раз Вотинцев — глава советского правительства в Туркестане (на самом деле В.Д.Вотинцев был избран председателем ТуркЦИК, т.е. главой исполнительной власти, а не главой правительства, в ноябре 1918 г., значит, беседа В.Д.Вотинцева и П.С.Назарова состоялась в ноябре. — прим.Е.Р.) — посетил тюрьму и пришел в нашу камеру, чтобы повидаться с людьми, осужденными на расстрел. Он был способным и честолюбивым человеком; женился на девушке, которую я хорошо знал, также я лично знал и его» (с.35). Жаль, что П.С.Назаров так скупо описывает В.Д.Вотинцева, происходивщего из верхушки семиреченского казачества, его предки в атаманах ходили, не из бедной семьи был В.Д.Вотинцев. В 1911 г. В.Д.Вотинцев с отличием окончил Ташкентский кадетский корпус и сразу же вступил в партию большевиков. Вот вам и парадокс. Как бы небольшая иллюстрация к тому, что не все семиреченские казаки и не все выпускники кадетских корпусов были на стороне белых в гражданском противостоянии.

«Студент электротехнического факультета в Петрограде, он не закончил свое обучение (здесь разночтения, по некоторым данным В.Д.Вотинцев окончил Петроградский политех. — прим. Е.Р.). Он был способным и честолюбивым человеком; женился на девушке, которую я хорошо знал, также я лично знал и его (В.Д.Вотинцев был женат на Щегловой Анастасии Александровне, П.С.Назаров, к сожалению, не останавливается на подробностях, но факт остается фактом: Ташкент был небольшим компактным городом, где все друг друга знали, а красный руководитель Туркестана и его жена даже приятельствовали, как выясняется, с несостоявшимся белым премьером.. — прим. Е.Р.). Он принимался в нашем доме и, пока не вступил в партию большевиков, был приличным парнем. Амбиции — в надежде сделать там себе быструю карьеру в качестве пролетарского руководителя — толкнули его в стан большевиков (повторюсь: В.Д.Вотинцев вступил в партию большевиков сразу же после окончания Ташкентского кадетского корпуса в 1911 г., когда вершиной карьеры в этой партии была только ссылка в Туруханский край. Заметьте, П.С.Назаров «передергивает» аналогичным образом почти в каждом предложении.. — прим.Е.Р.).

Я едва узнал его. Вместо молодого, здорового, симпатичного и жизнерадостного студента передо мной стоял худой, бледный, изможденный, уже постаревший и невротически выглядящий человек, нарочно одетый как рабочий с грязными руками и нечесанными волосами» (с.35), Но П.С.Назаров забывает упомянуть, что Туркестанская АССР, руководящий пост в которой занимал В.Д.Вотинцев, сражалась с белыми на пяти фронтах и с английскими интервентами в Закаспийской области. Плюс к этому города Туркестана захлестнул уголовный террор, начавшийся после февральской революции 1917 г., когда самодеятельный ташкентский актер А.Ф.Керенский, благодаря своим масонским связям, вышел на первые политические роли в бывшей империи и первым делом открыл двери царских «темниц», выпустив на свободу уголовников. Их так и называли «птенцы Керенского» (смотрите, к примеру, описанную выше судьбу уголовника Ф.Цируля, в одночасье ставшего начальником милиции Ташкента). Они в явочном порядке начали «экспроприацию экспроприаторов» еще до отмашки Ленина, так что П.С.Назаров и ему подобные лишний раз боялись из дому нос высунуть. На этой волне В.Д.Вотинцев был еще не самым худшим вариантом в качестве руководителя.

Во всяком случае существовшая тогда коалиция большевиков и левых эсеров в правительстве Туркестана пыталась наладить контакты с П.С.Назаровым и привлечь его к решению административных задач, он сам об этом пишет: в августе 1918 г. его дом посетили двое мужчин, «один из них был М., когда-то мой хороший друг и товарищ по охоте, но теперь член большевистской партии, работающий от имени диктатуры пролетариата (Такое впечатление, что все бывшие друзья П.С.Назарова во главе с В.Д.Вотинцевым перешли на сторону новой власти, и П.С.Назаров, таким образом, остался в меньшинстве, опираясь только на своих английских покровителей. — прим. Е.Р.). С другим я не был знаком хорошо; он был председателем местного комитета по сельскому хозяйству, и он также присоединился к большевикам в поисках выгоды. Ни один из них не был в глубине души коммунистом, но в этот момент оба занимали ответственные посты в Туркестанской республике рабочих и крестьян» (с.17).

Делегаты от нового правительства пришли к П.С.Назарову с просьбой разведать транспортный путь через плато Устюрт в центральную Россию, так как Туркестан находился в кольце фронтов. П.С.Назаров резко отказал им и далее в тексте злорадно отмечает, что вскоре вообще этот вопрос перестал быть актуальным, ввиду того, что белоказаки А.И.Дутова блокировали Устюрт с севера, а англичане, полностью хозяйничавшие на Каспии, переделали теплоход «Скобелев» в крейсер и направили его в залив Мертвый Култык. Новое правительство хотя бы делает попытки перейти к конструктивной деятельности и имеет политическую волю справиться с уголовной вакханалией «птенцов Керенского», дезертиров и примкнувших к ним бывших военнопленных центральных держав. А чем занимается П.С.Назаров?

Уже находясь в Таштюрьме он посылает инструкции курбаши Мадаминбеку в Фергану: остановить работу железной дороги, разрушить мосты и дороги, ведущие в Фергану, взорвать нефтяные скважины в долине, лишив большевиков топлива, сконцентрировать имеющуюся конницу на перевале, ведущем в Ташкент, для удара в тыл, когда в Ташкенте вспыхнет восстание. В Ташкенте и так уже был голод, а в результате деятельности П.С.Назарова наступило бы полное вымирание населения. У Мадаминбека со временем хватило ума и он перешел на сторону красных еще тогда, когда П.С.Назаров, скрываясь под чужой фамилией, колесил по стране, которая называлась РСФСР.

Не без оснований полагая, что П.С.Назаров связан с английской разведкой, В.Д.Вотинцев в Таштюрьме интересуется у того планами англичан по поводу будущего Туркестана. П.С.Назаров пишет: «Его угнетала мысль о возможности захвата Ташкента британцами, которым Красная армия едва ли могла оказать серьезное сопротивление» (с.35). Напрасно так думал П.С.Назаров в ноябре 1918 г. в Таштюрьме, не владея всей полнотой информации. В.Д.Вотинцева, конечно же, интересовали планы английских интервентов, но 14.10.1918 г. туркестанцы уже вступили в прямое боестолкновение с британцами у станции Душак в Закаспийской области, и, хотя красные потерпели поражение, хваленые британские пенджабцы и хэмпширцы понесли несопоставимые с «триумфальным шествием» по Туркестану потери.

И любопытство В.Д. Вотинцева по поводу дальнейших планов англичан вполне оправданно. В.Д. Вотинцев спрашивает: «Захватят ли они весь Туркестан? Присоединят ли его к своим индийским доминионам?» (с.36). Ответ П.С.Назарова: «Я пытался объяснить ему полную невозможность последнего и бесполезность нашего Туркестана для Британии» (с.36). Ну, и вот вам полная политическая наивность двух бывших ташкентских приятелей, двух лидеров в гражданском противостоянии. Зачем англичанам нужно было нести несопоставимые с целью потери личного состава в в каракумских песках, когда необходимо было стравить назаровцев и вотинцевцев? Белые были целиком клиентурой англичан, но и среди красных таковых было предостаточно, о чем откровенно пишет в своих мемуарах «Миссия в Ташкент» английский разведчик полковник Ф.М.Бейли.

Окончание следует

Е. РЯБОВ