Афганская тематика в публичном пространстве традиционно содержит в себе ряд устойчивых стереотипов, вокруг которых происходит множество дискуссий. Высказываются различные экспертные мнения, носящие достаточно противоречивый, а порой даже спекулятивный характер. Одним из таковых в последнее время стало излишнее муссирование темы «Исламского государства» – «якорного» символа международного терроризма последних нескольких лет, якобы стремящегося создать себе в Афганистане новый плацдарм, чтобы распространить свою агрессию в соседние государства, в т.ч. в республики Центральной Азии.
Приближающаяся развязка в войне в Сирии и Ираке добавляет в эту алармистскую информационную кампанию новые импульсы и вынуждает эксплуатировать образ непобедимого монстра в качестве инструмента воздействия на политические и общественные настроения как в странах региона, так и за его пределами.
Например, в феврале с.г. на пресс-конференции в агентстве «Интерфакс» заместитель генерального секретаря ОДКБ Валерий Семериков заявил, что «после успешного завершения операции в Сирии ВКС РФ боевики ИГ начинают возвращаться в страны исхода. Большая часть концентрируется на территории Афганистана. По имеющимся у него данным, после разгрома в Сирии туда переместились около 7 тысяч боевиков ИГ. Это довольно-таки большая цифра, которая не может не вызывать беспокойства», – подчеркнул он.
В июле с.г. посол России в Афганистане Александр Мантыцкий заявил, что США перебрасывают боевиков из Сирии и Ирака в Афганистан на вертолетах без опознавательных знаков. Беспокойство по этому поводу уже неоднократно официально выражал и российский МИД. И подобного рода заявления из уст официальных лиц звучат в последнее время достаточно регулярно.
То, что американцы в Сирии были замечены в поддержке джихадистов и эвакуации полевых командиров из зоны боевых действий при наступлении сирийской армии, поддержанной российскими ВКС, давно уже является секретом Полишинеля. Но каким, спрашивается, образом из Сирии на вертолетах с учетом расстояния (а это более 1,5 тыс. км) осуществить переброску боевиков в Афганистан, причем делать это незаметно, поскольку кратчайший путь должен проходить через воздушное пространство Ирана, который трудно заподозрить в симпатиях к «Исламскому государству»? Тем более, когда речь идет о сотнях и тысячах боевиков ИГ, которые якобы уже были переброшены на север ИРА. Это больше напоминает т.н. фейковые новости, которыми так часто в последнее время «злоупотребляют» представители Запада. Если есть другие логистические цепочки переброски (те же сухопутные), почему хотя бы их не приводят в качестве аргументов, которые выглядели бы более убедительными?
К такому же рода новостям можно отнести и информацию о появившемся недавно на севере Афганистана бывшем командире таджикского ОМОНа, «министре войны» ИГ Гулмуроде Халимове, в задачу которого, как сообщил таджикский портал «Ахбор», «входит быстрый разгром талибов, закрывших джихадистам путь к южным границам СНГ, и вторжение в Таджикистан и Узбекистан». По оценкам ряда авторов, общая численность боевиков ИГ, прибывших вместе с Г. Халимовым в Афганистан, достигает шести тысяч «штыков».
Судя по всему, как считают эти «эксперты», Г. Халимов в ближайшее время станет военным лидером «Вилаята Хорасан» (филиал «Исламского государства» в Афганистане, Пакистане и ЦА). Правда, почему-то эта столь «значимая» информация пока больше не озвучивалась другими источниками и структурами (те же заседания РАТС ШОС и ОДКБ). И появилась она аккурат на фоне событий, разворачивающихся вокруг Горного Бадахшана, и приездом туда в сентябре с.г. президента РТ Э. Рахмона.
Никто не говорит, что на территории Афганистана нет боевиков «Исламского государства» и туда не стремится попасть разношерстный «террористический интернационал». Наоборот, афганское направление по-прежнему является наиболее беспокойным с точки зрения внешних угроз для Центрально-Азиатского региона, и не замечать этого, не понимать изменения характера региональных угроз – было бы чревато неадекватным на них реагированием. Именно поэтому так необходимо отделять «зерна от плевел» в вопросе превращения Афганистана в новый плацдарм «Исламского государства», определения численности отрядов ИГ и стоящих перед ними задач.
Не претендуя на истину в последней инстанции, без излишнего алармистского фона попытаемся разобраться в этом вопросе, опираясь на конкретные факты.
* * *
Впервые об «Исламском государстве» в зоне АфгПак (Афганистан – Пакистан) заговорили в середине 2014 г. (период пика популярности и побед ИГ на Ближнем Востоке), когда здесь стали распространяться пропагандистские материалы на языках пушту и дари с обращениями дать клятву лидеру ИГ Абу Бакру аль-Багдади. Лейтмотивом призыва руководства ИГ под свои знамена новых сторонников было обоснование необходимости привлечения опытных военных кадров из зоны афганского конфликта для достижения превосходства над правительственными войсками в Сирии и Ираке, где тогда развернулся главный фронт борьбы за построение «нового истинного» халифата.
Осенью того же года в Пакистане несколько эмиссаров из головного офиса ИГ провели ряд встреч с представителями пакистанского ответвления талибов – «Техрик-и-Талибан Пакистан» (ТТП), после чего командующий ТТП Хафиз Саидхан и еще пять полевых командиров публично поклялись в преданности Абу Бакру аль-Багдади.
О создании в этой части мира провинции «Исламского государства» – «Вилаята Хорасан» (так в СМИ называют и филиал ИГ в Афганистане и зоне Свободных пуштунских племен) было объявлено 26 января 2015 г. При этом заявление носило в большей степени пропагандистский характер, поскольку было сформулировано и тиражировалось «центральным» пропагандистским аппаратом ИГ в сирийской Раке, а не самим местным филиалом.
Хорасан известен как часть средневекового арабского халифата, включавшая в себя нынешний Афганистан, Туркменистан, Узбекистан, Таджикистан, а также несколько регионов Ирана. По замыслу лидеров ИГ, современный «Вилаят Хорасан» должен возродить величие и мощь исторического предшественника.
Через некоторое время часть присягнувших ИГ пакистанских талибов под командованием Закира Мусы объявили о создании движения «Ансар Газват уль-Хинд», которое сегодня фактически стало филиалом ИГ в Кашмире (его боевики в основном ведут бои с индийскими военными и полицейскими, организуют нападения смертников). Другая же часть пакистанских талибов в 2015 г. начали создавать свои опорные базы в Афганистане в труднодоступных горных районах (в т.ч. Тора-Бора) восточных провинций Нангарахар и Кунар, где исторически проживали немногочисленные ваххабитские общины.
Новый филиал «Исламского государства» формировался также из членов и других иррегиональных международных исламистских структур, которых в афгано-пакистанском приграничье было немало. Одними из первых под влияние ИГ попали боевики «Исламского движения Узбекистана», состоящего в основном из выходцев республик Центральной Азии и Китая (узбеки, таджики, казахи, уйгуры), оказавшихся здесь в 2003-2004 гг. после вторжения американских войск в Афганистан. Его боевики на протяжении всех этих лет хоть и базировались в Вазиристане, но имели тесные связи с пакистанскими талибами и афганскими, а также с «Аль-Каидой».
Выдворенные в 2014-2015 гг. уже с территории Пакистана как самими талибами, так и в результате успешно проведенных войсковых операций регулярными частями ВС ИРП, боевики ИДУ вместе со своими семьями появились на территории южных и юго-восточных провинций Афганистана. Именно тогда их лидеры впервые публично объявили о том, что присягают на верность лидеру ИГ Абу Бакру аль-Багдади. Испытывая на себе последствия комплекса жертвы «пуштунского шовинизма», царящего в движении «Талибан», они сравнительно легко пошли на сотрудничество с ИГ и оказались ядром той самой когорты, которая была мобилизована для участия в боевых действиях в Ираке и Сирии. В течение многих лет оторванные от родных земель они были универсальным инструментом и главным активом, который использовался с одинаковой эффективностью как в АфгПаке, так и на Ближнем Востоке.
Рост сторонников ИГ в регионе АфгПак происходил не только за счет пакистанских талибов и ИДУ. Летом 2016 г. после гибели первого «губернатора» «Вилаята Хорасан» Хафиза Саидхана его преемник Абдулла Хасиб Логари изменил тактику, пытаясь реализовать более гибкие подходы в отношениях с пуштунскими племенными сообществами с целью вовлечения в ИГ и представителей афганского движения «Талибан». Однако намерения одного из влиятельных талибовских командиров муллы Расула с группой отрядов слиться с ИГ в 2016 г. были жестко пресечены преемником покойного лидера ДТ муллы М. Омара Ахтаром Мансуром.
После этого случая переход на сторону ИГ пока не рискнул повторить ни один из серьезных афганских талибовских командиров, за исключением предводителей ряда мелких отрядов. Да и мотивации для подобных действий было немного: между талибами (в основном пуштунами) и игиловцами существовало слишком много разностей – от простой криминально-экономической конкуренции до религиозных интерпретаций. ИГ воспринималось, скорее, негативно, как пришлый завоеватель, подчинение которому имеет вынужденный и временный характер. («Пусть попробуют лихие парни в длинных рубахах отнять баранов у афганцев, навязывать свои порядки и своё толкование Корана. Им скажут: вы кто такие? Кто такой ваш Ваххаб? А я – пуштун! Нам сам Мухаммед свой плащ отдал!»)
Через пару лет после своего создания «Вилаят Хорасан» по своей сути представлял собой разветвленную сеть крайне неоднородных, разбросанных по большой территории и потому в значительной степени автономных ячеек, у каждой из которых были собственные мотивы и цели для сотрудничества с ИГ. Формальное руководство и координация их деятельности осуществлялись советом (шура) на децентрализованной основе. Предположительно, управляющие институты и ставка располагались на северо-западе Пакистана, где государственная власть присутствует лишь формально, а местные племенные и иные объединения вполне договороспособны и благорасположены к любому, кто готов оплатить свое присутствие на их земле.
В апреле 2017 г. в ходе рейда афганских правительственных и американских спецподразделений в провинции Нангархар Абдулла Хасиб Логари был убит. Параллельно произошло и принципиально важное изменение в центральном руководстве ИГ в Сирии, где в результате широкомасштабного поражения резко изменилось отношение к «Вилаяту Хорасан», более актуальными стали задачи собственного самосохранения и удержания хотя бы минимума позиций в Сирии и Ираке. Это способствовало тому, что в самом афганском филиале ИГ началась тривиальная борьба за лидерство. Летом 2017 г. в нем произошел наиболее фундаментальный сдвиг. Причиной стало спорное решение большинства об избрании нового руководителя «Вилаята Хорасан», им стал Ахунзада Аслам Фаруки – пуштун по происхождению, выходец из СЗПП Пакистана (Хайбер-Пахтунхва).
Ядром вступившей в оппозицию к Фаруки группы стали в основном командиры отрядов прекратившего ранее существование «Исламского движения Узбекистана», немало пострадавшие в ходе многочисленных конфликтов с местными пуштунскими племенами. Центральным руководством ИГ в Сирии через своих посланников были организованы переговоры с полевыми командирами, продолжавшиеся в течение нескольких месяцев, но закончившиеся безрезультатно. В итоге «головной офис» ИГ так и не признал Аслама Фаруки лидером «Вилаята Хорасан», фактически пустив дело на самотек.
Оппозиционная Фаруки группа осенью 2017 г. окончательно передислоцировалась на северо-восток (Бадахшан) и северо-запад (Джаузджан, Сарипуль, Фарьяб) Афганистана. Ее возглавил один из давних командиров бывшего ИДУ, действующий под псевдонимом Муавия, по некоторым данным – выходец из Узбекистана. В его группу вошли отряды Омара Гози (Шейха Омара, сына Джумы Намангани) и Азизуллы (Абдурахмона) Юлдаша (сына Тахира Юлдаша, создателя ИДУ), группы таджиков и узбеков, а также чеченцы и уйгуры. По оценкам афганских силовиков, постоянная численность подчиняющихся Муавии групп составляла до 2 тыс. человек (по другим данным, 1,5 тыс.). Здесь боевики халифата создали тренировочные лагеря, в которые стали вербовать, и не без успеха, местную молодежь.
Таким образом, к концу 2017 – началу 2018 г. в Афганистане фактически оформились два ответвления «Вилаята Хорасан» – для пуштунских и непуштунских районов, которые действуют практически автономно друг от друга, опираясь на традиционно конкурирующие между собой этнические группы. Об одной было сказано выше. Другая, состоящая преимущественно из пуштунов племен афгано-пакистанского приграничья, действует в восточных и юго-восточных провинциях Нангархар, Пактия, Пактика и Хост. Она имеет устойчивые связи с пакистанскими талибами, а также одной из фракций движения «Талибан» – «сетью Хаккани».
На данном этапе афганскому филиалу ИГ так и не удалось искоренить взаимное недоверие между своими реальными и потенциальными сторонниками, поскольку не нашлось механизмов преодоления общего недоверия к пуштунам со стороны представителей других этнолингвистических групп в составе «Вилаята Хорасан».
Сокращение связей, пусть и формальных, с центральным руководством «Исламского государства», потерпевшего поражение в Сирии и Ираке, внутренние противоречия в самом «Вилаяте Хорасан» и его собственная фрагментация – все это ставит афганский филиал ИГ в положение, близкое к маргинальному. Особенно это относится к «среднеазиатской» группе Муавия, которой весной-летом текущего года отряды движения «Талибан» нанесли серьезный урон, фактически рассеяв и вытеснив с афганского севера.
Это не «монолитное» ИГ в Ираке и Сирии, где в него вливались целые структурные подразделения бывшей иракской армии и местные арабские племена. В Афганистане – это огромное количество разрозненных групп партизанского типа по 10-30 человек, очень редко – до 100. Как-то скоординировать их, заставить выступить вместе – желающему этого будет очень сложно. Мало того что внутри отрядов ИГ идет постоянная борьба за лидерство, так они еще и достаточно подвижны: сегодня воюют под черным флагом ИГ, а завтра, если что-то не понравится, могут оказаться в составе другой организации.
Точной численности боевиков и сторонников ИГ в Афганистане не знает никто. Цифры, которые периодически называются, колеблются в диапазоне от 2 до 10 тысяч человек. Вероятно, истина лежит где-то посередине. Следует отметить, что эксперты постсоветского пространства называют более завышенные цифры, чем их западные партнеры.
Причем речь не идет о каких-то полноценных батальонах, бригадах или дивизиях, которые по команде могут пойти в наступление, а о небольших отрядах партизанского толка. То есть как-то скоординировать их, заставить выступить вместе будет очень сложно. Они не способны на сколько-нибудь продолжительные совместные действия, особенно ощутив противодействие более сильного противника.
Мобилизационные, организационные и иные механизмы «Исламского государства», продемонстрировавшие свою эффективность в арабском сообществе, оказались неприменимы в условиях афганских реалий, поэтому появление в Афганистане массового организованного движения, аналогичного ранее существовавшему на Ближнем Востоке, вряд ли возможно.
Хотя, не исключено, что наличие внешнего финансирования (для США игиловские группы являются одним из многих инструментов в программах по поддержанию нестабильности в Афганистане) и «просачивание» из Сирии и Ирака наемников, в первую очередь командиров среднего звена с богатейшим опытом боевых действий, а также вербовочные кампании среди афганской молодежи позволят разрозненным группировкам ИГ в Афганистане сохранять определенный потенциал и заявлять о себе с помощью террористических актов и диверсий.
Таким образом, сколь малосодержательной, не учитывающей местных условий и специфики ни была бы деятельность ИГ в Афганистане, стоит признать, что на сегодняшний день она остается востребованной и жизнеспособной в своей гибридной форме в среднесрочной перспективе.
В то же время непреложной истиной является то, что афганское направление продолжает и в видимой перспективе будет оставаться наиболее беспокойным с точки зрения внешних угроз для стран Центрально-Азиатского региона. Речь не идет о прямых военных кроссграничных атаках, но нестабильность в Афганистане, в первую очередь в северных провинциях благоприятствует контрабанде наркотиков и оружия (а активность боевиков, прикрывающих эту деятельность, только возрастает), а также возможной инфильтрации небольших групп боевиков из тех отрядов антиправительственных сил, в которых находятся выходцы из стран постсоветского пространства.
