Ташкентские поэты

А напоследок я скажу… о ташкентских писателях и поэтах. Нет. Не о самых известных и прославленных, не о Файнберге, не об Ильине, не о Красильникове, не о Янышеве, не об Абдуллаеве. О них писали, пишут и напишут еще много. Я о тех, кого знаю. Их всего двое, и пусть они не самые-самые-самые, просто они мои друзья

ВЛАДИМИР ФЕРЛЕГЕР

МЕДЛЕННЫЙ ТАНЕЦ

Петербургские холода.
До стеклянного звона
промерзшие ели.
Белое стылое горло метели.
Время и место. Эпоха дуэлей.
Тусклая в небе звезда.
Медленный танец гавот.
Звезды на лентах.
Владимир с мечами.
Медленно дамы плывут
под свечами,
Чуть припудренными плечами
Ослепительными – вперед.
Пуля в живот.
Красная клякса
размером с монету.
Время менять кавалеров.
Но это –
Медленный, как паром через Лету,
Медленный танец гавот.
Гангренозный
горячечный зной
На абиссинских губах
на спесивых.
Медленно высохли
глаз черносливы.
Медленно так
умирал некрасивый
Первый муж
генеральши Ланской.

Ташкент, 1995

Я искренне считаю, что это гениальное стихотворение. Никто так не писал на смерть поэта. Сердце заходится. И тут же я читаю нечто, вроде «Формирование зарядовых и возбуждающих состояний атомных частиц средних энергий, отражающихся от поверхности металла»: читаю и абсолютно не вникаю в смысл, и никак, ну никак, не в состоянии понять, что и это чеканное, поразительное по образности стихотворение, и эту научную, видимо, очень серьезную работу написал(в соавторстве) один и тот же человек, доктор наук, физик и поэт, ташкентец Володя Ферлегер, повергший в прах идиотскую дискуссию о физиках и лириках, помните, была такая?

Володя учился на физфаке ТашГУ. Я — на ромгерме. В одно время. Как же мы не встретились тогда?
Зато встретились сейчас. Через океан. Володя живет в Америке. На Лонг-Айленде. И мы, наконец, подружились. И я зачитываюсь его стихами: он прислал мне свой сборник «Часы».

Я приведу еще одно стихотворение, хотя над каждым можно думать и думать, и находить все новые пласты.

Обернись. Потом взгляни направо.
Налево. Вверх — на купол голубой.
Плечами дрогни, — что со мной, право?
А это Я беседую с тобой.

Ты отгулял средь морока и хмари.
Познал любви и вдохновенья ложь.
Как щель и грош
Мы встретимся в Самарре…
Хоть ты в другую сторону идешь.

Большой, добрый, умный…спасибо, Володя, за стихи и автограф….

Второго моего друга поэта нет в живых. Он не справился с жизнью в 2001. Она его сломала? Или он ее победил, кто сейчас поймет?
Саша, я тебя люблю. Я много лет любила тебя, как человека, пришедшего на помощь мне, шестнадцатилетней дурочке, когда было очень плохо. Тогда ты меня утешал, как мог. Как мог поддерживал. Я помню и буду помнить это, пока живу.

Все проходит, я уехала, я, вроде бы забыла, а потом приехала в Ташкент снова, как приезжала каждый год. И услышала от жившей по соседству приятельницы строки твоих стихов. Не знаю, почему она не захотела, чтобы мы снова встретились. Но я тебя искала. Много лет. Пока не узнала, что ты уже не здесь. Хороший, порядочный человек, хороший поэт…вот только не знаю, каким ты был геологом. Наверное, тоже хорошим. Я с большим трудом нашла три твоих стихотворения. Они совсем короткие. Но очень хочется, чтобы их прочитали… даже если кому-то они не понравятся.

БЕЗУМЕЦ
И он сказал им:
— Знаю, как.
И крикнул он:
— В дерьме и гное!
И прошептал:
Алеет мак…
Задумался, вздохнул:
— От крови.
Умолк.
И голосом чужим
Чу…
Слышу звоны с колоколен.
Был — до-мммм…
Был — бой-йййй…
Расхохотался:
— Жжет до боли….
На краткий миг связалась речь:
Настанет время!
На рассвете
Любить,
лелеять, и беречь
Уйдут со мною ваши дети!
И брань, бессмысленна и зла
В безумца полетела рьяно,
Как припоздавшая стрела
В уже святого Себастьяна….

Кружится падающий снег
И время замедляет бег
Все тиши ход.
Остановилось.
Привычно повернуло вспять
И все,
что в прошлом не случилось,
Уже не сбудется опять.

ВО ТЬМЕ

Иудея, тридцатые

Все будет напрасно.
Они не постигнут креста
Помилуй Иуду
От зависти,
злобы,
измены…
Позволь удалиться!
Позволь, Вседержитель,
я сам,
Еще до утра
Отворю изможденные вены.
Все было напрасно:
Витийство, любовь, чудеса
Воистину, Отче!
Не страх перед казнью —
досада
Терзает мне душу,
Отчаяньем полнит уста
И мысли мешает
Во тьме Гефсиманского сада….

Меня очень больно ударила характеристика, данная Саше одной дамой, которая мнит себя душелюбом и человековедом. «Пьяный мудрец!». Неужели Саша заслужил такое пренебрежительное снисхождение? Я все это прочитала на «Новости. Уз» ( к Виктору Михайлову никаких претензий, претензии к многомудрому автору, которая, конечно за всю. жизнь в рот ни капли, ни-ни… Пошла рыдать к мужу. Что сказал он, и куда ее послал… язык даже не поворачивается повторить. Самым цензурным словом было «подло». Подло. Куда только заводит непомерное самомнение и привычка считать себя самой-самой-самой… Когда я знала Сашу, он учился на геолфаке. По-моему. политеха, но не поручусь, может, и ТашГу, тогда меня такие вопросы мало занимали. Официально встречался с моей подругой Милой. Производил впечатление человека солидного, спокойного, рассудительного, на которого можно положиться. Я всю жизнь помню его. Каким бы он ни был, он был прежде всего человеком. Вечная тебе память, Сашенька…

Александр Березовский. Саша. Прости, если что было не так. Надеюсь ТАМ ты обрел покой. А ЗДЕСЬ ты был настоящим поэтом.

А еще я помню одного бывшего ташкентца, любовь которого к Ташкенту и Узбекистану была безгранична. Виктор Виткович и его «Длинные письма». Помните Витковича? Того, что «Катя и крокодил» А еще лучше — того, что «Волшебная лампа Аладдина». Помните? В Багдаде все спокойно, спокойно, спокойно… Муборак, э, Муборак… а сон про не сон…. «Письма» издавала «Молодая гвардия» в шестидесятых. Недавно, говорят, переиздали. Письма можно читать бесконечно, и видимо, писатель, уехав из Ташкента, всю жизнь тосковал по родному городу. Как все мы.

К сожалению про этого писателя я очень мало знаю.

Владимир Липкин, псевдоним Владимир Липко. Он жил в Ташкенте, умер в восьмидесятом, много писал, поэт, переводчик, драматург, автор, по-моему единственного романа «Твоя победа», выпущенного издательством Гафура Гуляма, случайно купленного в букинистическом отделе книжного на улице Кирова, теперь Мясницкая. Книга стала настольной вместе с книгой Леонида Тримасова «Ночь без тишины». Кстати, сейчас она библиографическая редкость. Речь идет о становлении советской власти в Узбекистане, а точнее в Ташкенте, о расстреле Ташсовета, об осиповском мятеже, приводятся поразительно интересные подробности. До сих пор тихо радуюсь, что купила тогда. Все память о родном городе.

На заставке компьютера у меня поле маков. Тех самых. Красных с черными сердцевинками — колечками. Красно до самого горизонта, а на горизонте — горы…. Точно такие маки когда-то цвели на глиняных крышах и дувалах старого Ташкента… Маки моего детства. Нашего детства. Красные, мятые ( вы заметили, у наших маков никогда не бывает разглаженных, только небрежно смятые) лепестки устилают сухую землю, и сразу все вспоминается так ясно…. Спасибо Юлдуз, дочери моей дорогой подруги Зухры Ашрабовой за маки.

Очень хочется закончить очерк отрывком из стихов Александра Колмогорова о Ташкенте, так точно отражающий все, что на душе у нас, старых ташкентцев:
«И Ташкент был — необъятным,
И его любила осень.
И тепло в нем было людям,
И такой в нем жил народ….»

Хотела уже «сворачиваться», как прочитала комментарий Николая Красильникова к фотографии улицы Ирджарской (потом Кирова), и не удержалась:

«На улице Ирджарской в каком-то из домов в начале 30-х годов жил замечательный русский поэт Сергей Николаевич Марков, в будущем автор знаменитого романа «Юконский ворон». В те же годы им были написаны эти стихи:
ОСЕНЬ В ТАШКЕНТЕ
(1931)
В Ташкенте утром пыльные лучи
В решётчатые окна заструятся —
И ты придёшь. Я вздрогну… Научи
В минуты встреч с тобой не задыхаться!
На цыпочках неслышно подкрадись!
Я позабуду вкрадчивое горе.
Подумай, как неповторима жизнь,
Огромная и громкая, как море!
Пусть на минуту мы — счастливей всех.
Заплакал тополь? Лоб к стеклу прижму я, —
О, этот среднеазиатский снег
Теплее и лукавей поцелуя!
И улица сегодня нам люба;
Взгляни в окно, — не в меру голосиста,
Гремит синеколёсая арба
И грязью обдаёт кавалериста.
Любить и знать — не за одним — за всех,
Что над Ташкентом — облака, как льдины.
Что юность тает, как осенний снег,
И назревают первые седины!»

Когда-то, меня упрекнули за то, что один из очерков я озаглавила «Ташкент. Город которого нет». Мол, город есть, живет. И т. д. Не спорю. Но знаю точно: города, про который я пишу, нет. И, как ни горько, больше никогда не будет… всем старым ташкентцам — привет и поклон. Одесса Средней Азии исчезла вместе с украинской…