Вскоре после вступления в должность генерал-губернатора Туркестана, Кауфманом было написано два письма: хивинскому хану Мухаммед-Рахиму и правителю Коканда Худояру. В них он сообщал о своем назначении и предлагал установить мирные отношения, наладить торговые связи и отказаться от набегов на русские поселения. Первым пришёл ответ из Коканда. Худояр-хан согласился заключить торговый договор, в котором для русских купцов устанавливались фиксированные пошлины на ввозимые товары, гарантировалась безопасность и предусматривалось открытие в Коканде торговых агентств. Ответ хивинского правителя напротив был дерзок. В письме, подписанном даже не самим ханом, а его кушбеги (первым министром), в непростительно развязном тоне предлагалось не лезть в дела ханства.
Дерзость Мухамед-Рахима объяснялась, по-видимому, тем, что Хорезмский оазис был отделён от российских владений сотнями километров непроходимых пустынь, и предыдущие попытки наказать Хиву заканчивались неудачей.
Осенью 1869 года Константин Петрович пишет новое, более жёсткое, письмо Мухамед-Рахиму. В нём Кауфман напомнив о судьбе Коканда и Бухары, пригрозил военным вторжением в Хиву. На это письмо хивинский хан, не только не ответил, но ещё и бросил в тюрьму доставившего его курьера. После этого Кауфман окончательно склонился к военному решению хивинского вопроса, но Петербург в этом вопросе был более осторожен. Директор Азиатского департамента МИДа России П.Н. Стремоухов, в письме Кауфману подчёркивал: ”я полагал бы вооружиться терпением и дать обстоятельствам более обрисоваться, но ни в каком случае не думать о походе на Хиву и покуда не начинать с нею дипломатических сношений. Я убежден, что неминуемо, рано или поздно, хан пришлет к вам посольство для объяснений”.
Хива была головной болью и для оренбургского генерал-губернатора Крыжановского. В конце 1869 года он отправил в Петербург подлинники посланий хана Хивы, которые распространялись среди казахов Уральской области. В них хан подстрекал к вооружённым выступлениям против русских властей и в случае отказа грозил истребить казахские стойбища. Оренбургский генерал-губернатор, также полагал, что без карательной экспедиции не обойтись.
В июне 1869 года Кауфман отправляет военному министру два письма с предложением основать в Красноводском заливе Каспийского моря русское укрепление. Константин Петрович справедливо полагал, что это может оказать существенное давление на Хиву. В Петербурге же вновь призывали к терпению.
«Из вашего письма я вижу, что вы смотрите на Красноводск, как на средство, облегчающее военную экспедицию в Хиву. Наше министерство и вообще правительство смотрит на него иначе, а именно, как на новые ворота для нашей торговли, и, в крайнем случае, как на благотворную угрозу или внушение Хиве. Нам было бы желательно, чтобы посредством этого пункта широко развилась торговля, которая своею выгодностью докажет Хиве пользу добрых к нам отношений, а в то же время глупый хан поймет, что и до него добраться теперь уже сравнительно легко”, — пишет Стремоухов туркестанскому генерал-губернатору.
Проект, тем не менее, был одобрен и в ноябре 1869 года небольшой военный отряд под командованием полковника Н.Г. Столетова высадился на пустынном побережье Муравьёвской бухты Красноводского залива. Здесь, на месте древнего колодца Шагадам, и было основано укрепление Красноводск.
Приложение к журналу “Всемирная иллюстрация”, № 83, 1878 г.
Вся операция была строго засекречена, поскольку задача состояла в постройке постоянной крепости, и ни англичане, ни персы, ни хивинцы не должны были раньше времени об этом узнать.
Тем не менее, информацию об этом Уайт Холл получил. И если до этого британское правительство ограничивалось тем, что заявляло время от времени протесты по поводу продвижения России в Центральной Азии, то на этот раз появление российской крепости на восточном берегу Каспия встревожило англичан не на шутку.
Это было воспринято как непосредственная угроза Афганистану и британским владениям. Известный специалист по Индии и член парламента Генри Роулинсон составил записку для премьер-министра Уильяма Гладстона, в которой говорилось, что, если русские дойдут до Мерва, в руках у них окажется ключ от Индии.
Министр иностранных дел Англии лорд Кларендон, вызвав к себе русского посла Ф.И. Бруннова, осведомился у того, нельзя ли договориться о создании между русскими и английскими владениями в Средней Азии нейтрального пояса, «который предохранил бы их от всякого случайного соприкосновения». Под «нейтральным поясом» подразумевался Афганистан.
Предложение было принято, и Горчаков поручил Бруннову донести до британского правительства, что создание нейтральной зоны как нельзя более отвечает намерениям русского правительства. Канцлер написал по этому поводу: «Оставим эти призраки прошлого, которые должны бы были исчезнуть при свете нашего времени!.. Со своей стороны, мы не питаем никакого страха к честолюбивым видам Англии в центре Азии, и мы вправе ожидать такого же доверия к нашему здравому смыслу. Но, что может смутить рассудок, так это взаимное недоверие!» В свою очередь император Александр II изложил британскому послу свой собственный взгляд на среднеазиатские дела: «Я убежден, что правительство ее британского величества верит мне, если я говорю, что не имею честолюбивых замыслов в Средней Азии. Оно должно по собственному опыту знать, что положение наше в этих землях в высшей степени затруднительно. Наши действия не столько зависят там от наших намерений, сколько от образа действий, принятого в отношении нас окружающими нас туземными государствами».
В сентябре 1869 года в Гейдельберге состоялась встреча князя Горчакова с лордом Кларендоном. Главным вопросом стало четкое определение границ Афганистана. Каждый отстаивал свою позицию, и русско-английские переговоры по разделу сфер влияния в Средней Азии затянулись на три года и завершились только в 1874 году.
Тем временем, сразу по завершению Красноводской операции Кауфман вновь отправляет письмо в Хиву с требованием обеспечения безопасности русско-хивинской торговле и допуска русских купцов в ханство, а также прекращения вмешательства в дела казахских племён. И вновь ответа не последовало. Более того Мухамед-Рахим стал активно готовиться к войне.
В самой Хиве соорудили башню с 20 пушками, перегородили главный фарватер Аму-Дарьи Талдык, чтобы не допустить прохода русских кораблей построили новые укрепления Джан-Кала и Кара-Томак.
Константин Петрович был опытным государственным деятелем и умел ждать. Поэтому последовал совету Стремоухова “вооружиться терпением и дать обстоятельствам более обрисоваться”. Более того не посчитал для себя унижением и вступил в переписку с диван – беги (министр иностранных дел) Хивы всё с теми же предложениями. И опять последовал дерзкий ответ.
Военный историк М.А. Терентьев писал впоследствии: “Видя из тона письма, что обаяние Красноводского отряда уже ослабло, и что наша настойчивость и угрозы без поддержки их вооружённою рукой ничего не стоят в глазах хивинцев, генерал Кауфман представил военному министру свои соображения относительно совместных действий против Хивы со стороны Туркестана и Кавказа, чтобы решительным ударом низвести Хиву с того пьедестала, на котором она стоит, кичась своей недоступностью и нашими прежними неудачными попытками вразумить её”.
Отношения с Хивой продолжали оставаться напряженными, но политика в отношении Хивы еще не была определена окончательно ни в Петербурге, ни в Ташкенте.
Шли напряжённые русско-английские переговоры, на которых русским дипломатам было предписано проявлять максимальную сдержанность и мягкость. В этих условиях поход в Хиву имел бы весьма печальные последствия для русской дипломатии. К тому же на восточной границе Туркестанского генерал-губернаторства произошли события, которые потребовали отвлечения значительных сил.
Продолжение следует
Источники, используемые в 14-й части:
1. Терентьев М.А. История завоевания Средней Азии, Т.2, СПб, 1906
2. Татищев С.С. Император Александр II. Его жизнь и царствование. Том 2. Изд. А.С. Суворина. СПб, 1903
На титульной фотографии: Укрепление Красноводск. Гравюра М. Ганишевского
В. ФЕТИСОВ
