Моя Италия. Не очень путевые заметки

…По замыслу Микеланджело… и Гауди?

Честное слово, я добросовестно собиралась описать свои недавние путешествия – сентябрьское по Италии и октябрьское – в Испанию, – именно так, как требует жанр травелога: с чувством-толком-расстановкой, с рассказами о колоритных местных достопримечательностях и связанных с ними исторических событиях, соблюдая хронологию и очередность впечатлений, сменявших друг друга в соответствии с программой тура. В начале, как водится, привести, в качестве эпиграфа, какое-нибудь известное высказывание, например: «Бог создал Италию по замыслу Микеланджело». Поведать, что три недели моих странствий вместили четыре государства (если считать Ватикан и Сан-Марино) и значительно пополнили список виденных мной в жизни морей: кроме Черного, Средиземного, Мертвого и Красного, да еще Рижского залива, теперь в нем числятся Тирренское, Лигурийское, Ионическое, Неаполитанский залив, Адриатика!.. Отдельный рассказ, обстоятельный и детальный, посвятить посещению музеев Ватикана – бесценного хранилища художественных коллекций римских пап, уже одно приближение ко входу в которое всерьез угрожает синдромом Стендаля… Упомянуть, что фотографии Пизанской башни дают совершенно неправильное представление о ней, потому что воспринимать ее нужно обязательно в комплексе с белоснежным собором и баптистерием, вместе образующими необыкновенной красоты ансамбль на «Площади чудес», как назвал ее Габриэле д,Аннунцио…

Намечались в моем плане будущего путевого очерка и рассказы о том, как часто в Венеции можно увидеть вывешенный из окон частных домов желто-красный флаг Венецианской республики – хоть такое формальное, но упрямое напоминание о прежнем могуществе города, некогда позволявшего себе не считаться с волей пап. Или как наша гондола проплывала мимо окон тюрьмы, где два с половиной столетия назад томился Казанова, и можно было, протянув руку, коснуться решеток нижнего этажа. И о прогулке по Дворцу дожей (как, спрашивается, удавалось им выполнять свои дожеские (дожьи?) обязанности, не отвлекаясь ежеминутно на эту красоту?)

И что сегодня Венеция, по моему впечатлению, – самый красивый в мире туристический аттракцион, хитро-лукаво смастерённая огромная театральная декорация, и именно так ее и надо воспринимать, не пытаясь доискаться Венеции настоящей. В отличие от средневековой сказки Флоренции – вот уж где на каждом шагу мрачновато-суровая неподдельность!.. И о сердце города Данте – галерее Уффици, где жанровые картинки и сценки, разыгрывающиеся в толпе туристов, честно говоря, порой занимательны не меньше, чем залы Джотто, Боттичелли, Рафаэля, Леонардо, Микеланджело, Тициана…

О восхитительной свободе, с какой располагаются влюбленные парочки прямо на камнях и ступенях главной площади Сиены; о прекрасных тосканских винах и неповторимом вкусе соуса песто. И что если на европейской улице ты случайно толкнул прохожего, он улыбнется и скажет: «Икскьюз ми»…

Еще – о том, как звенит ликующими голосами и обрывками «Соле мио» Неаполь, с его белыми яхтами в порту и налетающими, как вихрь, колоритными уличными шествиями в честь непонятно чего, наверно, хорошего настроения. (Один из участников такой шумной процессии, дядечка в белой шляпе, похожий на Михаила Водяного, увидел, что я фотографирую, и непринужденно сунулся поцеловать, но я дала только приложиться к ручке. Я не такая, я честная девушка.)

Легкий бриз… Легкий флирт… Легкий хмель… Легкий загар… «Молчанье ночи, шум оваций, мельканье лиц и декораций…» Красавец Неаполь в голубой дымке и ярких солнечных бликах! Ему ли принадлежит залив с тем же именем, – или, наоборот, это город безраздельно принадлежит заливу?..

О, конечно, была ведь еще Испания. Саграда Фамилия – храм, словно спустившийся в столицу Каталонии целиком прямо с неба: шагнув внутрь, пришлось на мгновение прислониться к стене, чтобы унять головокружение: нет, ЭТО не может быть творением обыкновенных человеческих рук!.. («Гауди! Привет, Антонио! Узнаю твои шедевры. Ты природную гармонию разгадал едва ль не первый…»)

Я не знаю, как описать нашими бедными словами то, что увидела здесь. Но Саграда Фамилия, без сомнения, принадлежит далекому будущему – так же, как Нотр-Дам принадлежит прошлому, а Сан-Пьетро – вечности. И если для людей 23-го века религия еще будет что-то значить, – они будут приходить для общения с Богом именно сюда.

…А как потрясали в барселонском «Паласио» беспощадным поединком холодной ярости и испепеляющей страсти артисты фламенко – и потом выходили на поклоны совершенно выжатыми, с вымученными улыбками на бледных под гримом лицах… А прелестная Жирона, самый готический город Испании, – кажется, что попала в «Рукопись, найденную в Сарагосе»!.. А когда ехали в театр-музей Сальвадора Дали в Фигейросе («Сюрреализм – се муа!») – нас предупредили, что будет вынос мозга. Да нет, обошлось… Даже купила здесь в подарок другу «текущие» часы (правда, потом, по возвращении, не смогла сама с ними расстаться…).

А Монтсеррат! – невероятной, нереальной красоты «распиленная гора», осеняющая Барселону! Сюда, в монастырь Маринетты – «Черной», или «Смуглой», мадонны, едут со всей Испании с самыми сокровенными желаниями и потом благодарят за их исполнение трогательными приношениями: кто – подвенечным нарядом, кто – детской распашонкой…

…И еще обязательно – отдельно, особо – о Помпеях. Если попытаться совсем кратко описать то, что там увидела, – наверно, самое точное слово будет «полу-…». Застывшие в вечной скорби полускульптуры, изувеченные, но все же прекрасные фигуры на пОлу-… нет, на три четверти стершихся фресках в домах с зияющими провалами в стенах (впрочем, каждый из провалов очень на своем месте и вполне удобен для входа и обозрения туристическими группами – реставраторы хорошо поработали). Стены вдоль древних улиц – в половину человеческого роста, а сами узкие пыльные улочки вымощены плоским булыжником, как в старой Бухаре моего детства.

…Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце.
Стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.

Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке – Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса…

И всюду – в качестве стрелок-указателей для заезжих купцов и моряков или обозначая, вместо красных фонарей, границы веселых кварталов, – фаллосы, фаллосы… Лепными выступами на стенах домов, барельефами – под ногами на мостовых, украшениями фонтанчиков и водопроводных колонок… Визитная карточка города. И заодно – пикантный сувенир для туристов.

Потому ли, что так выстроена была наша экскурсия – с акцентом на лупанариях и «гинекологических кабинетах» древних эскулапов, скорее обеспечивавших пациенту (буквально – «терпящему», отсюда, кстати, «дом терпимости») лишние страдания, чем умевших лечить, – но меня в этом осмотре неотвязно сопровождала ассоциация с испепеленными за неправедность Содомом и Гоморрой. И все время казалось: витает в неподвижном воздухе мертвого, полупризрачного полугорода – душок греха… И царит, нависает над городом-мумией – или мумией города? – суровый, молчаливый до поры Хозяин. Ве-Зувио. Сын Зевса…

…Сколько же, сколько еще чудес несказанных, тех, что – увидеть и умереть! – подарила эта ослепительная поездка! Но вот разбираю, пересматриваю заново фотографии – сотни! – пытаясь выстроить из сотен же воспоминаний сколько-нибудь стройную композицию, но… «У памяти хороший вкус»?.. – нет, не то: многое из того, что увидела в этом незабываемом путешествии, – вне всяких наших мер и мерок «хорошего вкуса». Просто память, как известно, сохраняет в первую очередь то, что потрясло более всего, а время отсеивает главное. А потому – прощай, последовательность изложения, приличествующая достойному жанру травелога: властно отодвигая и заслоняя собой все прочее, встает перед глазами – Он. Только Он – Рим.

Лейла Шахназарова.