«Миновала ночь, наступил Новый, 8-й год Бунъэй, и как только рассеялась туманная дымка праздничного новогоднего утра, дамы, служившие во дворце Томикодзи, словно только и ждали наступления этого счастливого часа, вышли в зал для дежурных, соперничая друг с другом блеском нарядов…»
Нидзё. «Непрошеная повесть»
«Непрошеная повесть» похожа на маленькую сосну, растущую в самом дальнем углу императорского парка. Любители японской изящной словесности, ослепленные красотой цветущей сакуры Мурасаки Сикибу и глициниями Сэй-Сёнагон, ее почти не замечают. Зато ветер предпочтений и забвения старательно завязывал узлы на ее ветвях, прихотливо изогнул ствол. Чуть не вырвал с корнем, но она устояла. Единственный экземпляр романа-автобиографии, начатого в XIII столетии и законченного уже в следующем, XIV-м, придворной дамой Нидзё, постригшейся в монахини, был случайно обнаружен в 1940 году в книгохранилище императорского дворца, среди текстов, не имевших никакого отношения к литературе.
Обнаружен – и снова забыт. Война не располагала к филологическим исследованиям, тем более что роман никак не идеализирует ни императоров, ни их положение при всемогущих регентах, ни нравы своего времени. Вот уж, поистине, непрошеная повесть, не пришедшаяся ко двору при жизни автора и во все последующие века. Только в 60-е годы текст был опубликован и получил признание. Осторожное, замечу, признание – в общепризнанной литературной иерархии дама Нидзё все еще располагается ниже блистательного принца Гэндзи и Сэй-Сёнагон, набрасывающей свои дзуйхицу у изголовья. Кто-то упрекает Нидзё в эпигонстве и подражании древним образцам, а кто-то считает, что ей не хватило как хэйанской цельности и гармонии, так и горькой логики пришедшего позже великого Кэнко-хоси.
Оставим дискуссии о значении «Непрошеной повести» ее исследователям. Читатель не может не заметить очевидного – роман захватывает с первых строк, тех самых, о дамах, соперничающих друг с другом в новогоднее утро блеском нарядов. Текст легкий, текучий, ясный, он подчиняет своему ритму, он звучит, словно бы и не читаешь, а слушаешь незаурядного рассказчика.
«– Проводи меня, ведь мне так грустно расставаться с тобой, – все еще не отъезжая, позвал меня государь. Возможно, он понимал, что творится в моей душе, но я, вся во власти смятенных чувств, продолжала стоять, не двигаясь, а меж тем с каждой минутой становилось светлей и месяц, сиявший в безоблачном небе, почти совсем побелел. Внезапно государь обнял меня, подхватил на руки, посадил в карету, и она тут же тронулась с места. Точь-в-точь. как в старинном романе, так неожиданно… «Что со мной будет? » – думала я».
В неполных пятнадцать лет ставшая наложницей к тому времени уже бывшего императора, Нидзё до конца пройдет трагический путь фаворитки, от недолгого взлета до изгнания и ухода от мира. А «украшенный десятью добродетелями» будет то клясться ей в вечной любви, то «ссужать» людям, от которых так или иначе зависел, то разыскивать по всем монастырям, то изгонять из дворца, то выезжать с ней в одной карете, то навещать тайком, опасаясь разгневанной императрицы…
«Непрошеная повесть» – это повесть о мытарствах любви, ее силе и немощи, мудрости и безумии, чистоте и скверне. Это повесть о мимолетных капризах и постоянном чувстве, когда «сильнее обиды любовь», о невыносимой душевной боли, потерях без обретения и расставаниях без встреч. Горькая настолько, что вкус ее почти ощущаешь на губах, и красивая, как прощальные подарки, оставленные автору повести ее родителями.
«Перед смертью мать поручила отдать мне ее туалетный прибор – лакированный с позолотой ларец с узором, изображавшим мандаринских уточек; все туалетные принадлежности внутри ларца украшал такой же узор. Отец подарил мне на память письменный прибор для туши и кистей, по лакированной крышке были разбросаны золотые блестки и на их фоне – выпуклые гербы дома Кога – журавли в ромбовидной рамке, – а на внутренней стороне крышки сияла инкрустированная золотом надпись, собственноручно сделанная отцом: «Да не будет конца дням счастья! «
Эти подарки на склоне лет нищая бродячая монахиня, бывшая некогда гордой фавориткой, продаст, чтобы отслужить заупокойные службы по умершему императору. Она забудет все обиды и запомнит только его любовь. И что бы мы знали о «великом» императоре Го-Фукакусе, если бы не эта ее память?
А еще это повесть о Японии. Больше, чем все записки у изголовья, из кельи и от скуки, вместе взятые. Повесть о стране – читатель проходит вместе с монахиней-паломницей по всем известным и малоприметным городам и селениям Ямато, синтоистским храмам и буддийским монастырям, ночует на постоялых дворах, в пещерах аскетов и княжеском дворце, видит воспетые поэтами бухты, водопады и горные леса. Вместе с Нилзё он принимает участие в упадочно изысканных придворных праздниках (великолепен эпизод с переодеванием придворных дам игроками в ножной мяч) и наблюдает расправу над опальным сёгуном, переживает ужас морового поветрия, просыпается среди ночи от зарева городского пожара.
Текст многослоен, как наряды придворных, которые можно по праву считать самостоятельными персонажами романа. Это и психологическая драма и путевой дневник, исповедь, поэтическая антология и дзуйхицу (заметки о впечатлениях), принявшие вид и масштаб романа. Для великого романа ему не хватает глубины мысли, но по глубине чувств это одно прекраснейших произведений мировой литературы. Из всех авторов древности и средневековья, пожалуй, только с Нидзё современный читатель может разделить одиночество, оставленность и тоску утраты. Старинный роман оказывается удивительно близок современному читателю. Жаль, что читателей у него не так уж много.
«Я думала о превратностях моей жизни, но размышлять в одиночестве о пережитом было невыносимо, вот почему, подражая Сайгё, я отправилась странствовать. А чтобы не пропали бесследно мои думы, написала я сию непрошеную повесть, хоть и не питаю надежды, что в памяти людской она сохранится…»
Александра СПИРИДОНОВА
