16 октября в «Ильхоме» состоялась премьера пьесы «Людка» ташкентского драматурга Женечки Палеховой.
Режиссёр-постановщик Антуан Жиндт, Франция.
Художественный руководитель театра Борис Гафуров рассказал, как возникла идея сотрудничества с иностранным режиссёром.
— Первое знакомство с Антуаном произошло в рамках его мастер-класса в студии. Нам понравилась эта работа, мы почувствовали близость и стали обсуждать вариант постановки. Пьеса «Людка» «сидела» давно и нам показалось, что пришло время предложить Антуану эту пьесу. Всё сложилось и благодарю посольство Франции, что поддержало этот проект. Это уже второй проект с его поддержкой, первый был «Сын» по пьесе Флориана Зеллера.
Автор пьесы Женечка Палехова тоже дала комментарий о том, что для неё значит эта пьеса.
— Людка — это матрёшка. Главная героиня сидит в своей матери. Впрочем, и в дочери она тоже сидит. А ещё она сидит на скамейке в парке. У окна в автобусе. В зале ожидания. Она всё ищет и ждёт, и уже, кажется, понимает, что счастье не придёт извне — его нужно отыскать, обнаружить и уличить в постоянном присутствии в себе. Но! — вот это самое «но» мешает. Оно может принять какую угодно форму — не буду перечислять. Пытаюсь сказать, что прототипа у неё нет, но он есть. Без противоречий.
О чём и для кого?
Вход одинаково запрещен как ханжам, так и любителям плоского юмора. Первые оскорбятся, вторые ничего не поймут.
Откровенные сцены, текст «без купюр» и похабные шутки: всё это зритель получает в довольно серьёзной дозе и, чтобы уйти не «облученным пошлостью», нужно уметь настроиться на суть.
На сцене происходит действие сразу в двух мирах. Важно увидеть оба и тогда развязная атмосфера станет хорошей «терапией» против больничных настроений, которые царят в обществе, а главная мораль будет понята.
В первом мире Людка разнузданная и циничная. Она умело управляется с мужским либидо, крепко держа в наманикюренном кулачке сразу несколько любовников.
Все, кто попадает в её поле, обречены. Даже кавалера дочери она берёт в оборот и «обучает быть мужчиной». Людка знает секреты счастливой семейной жизни: какими словами вызывать сантехников, унижать мать и наставлять дочь и как всё это спонсировать. Она права и всевластна.
Во втором мире Людка остается наедине с главным созерцателем: зрителем. Она раскрывается нам и здесь мы видим одинокую женщину. Женщина эта тонка, уязвима и очень устала. Она не хочет ни спариваний, ни спаррингов. Ей хочется танцевать. С одним единственным. Но годы прошли. Что ей остается? Смиренное оплакивание женских ожиданий, скорбь по нежности, которая так и не была востребованна.
Зал внимает, но не сочувствует Людке: кто-то засыпает, так как монологи слишком долгие. Кто-то сопереживает, но не может помочь. Людка, мечтая о сильном «ведущем» партнере в социальном танго, и рассуждая о том, каким должен быть идеальный мужчина в танце, сама постоянно путает танцпол с татами и кладёт мужчин на лопатки.
На милонге нельзя забираться в центр зала: а Людку всё время втягивает именно туда. Не рекомендуется делать шаги назад, разве что один, но Людка настолько застряла в прошлом, что не может жить даже в настоящем, не говоря уже о том, чтобы двигаться вперёд. В будущее она смотрит только с ужасом.
И самое главное — блестящая преподавательница, когда-то мастерски обучавшая людей искусству этого танца, напрочь забыла об основном правиле: деликатности к окружающим.
Людка взяла на себя роль богини и вместо взаимодействия с мужчиной “творит из него человека”. Это у неё, разумеется, не получается: мужчин рядом всё больше, а партнёрства нет. И в следующем действии всё снова пойдет по сценарию первого мира.
У Марины Турпищевой, исполняющей роль Людки, непростая задача: соединить оба мира так, чтобы вывести их плоскость, с которой зритель сможет понять её сразу в двух ипостасях, увидеть её правоту по обе стороны. Она блестяще справляется с этой задачей.
Вся команда мастерски обрамляет героиню. Блистательная Ольга Володина в роли Ба добавляет в сцены особого эстетического комизма, при этом не перетягивая одеяло на себя и сохраняя Людку в эпицентре событий. Клара Нафикова в роли дочери почти не говорит, мало двигается, но передает сверхнапряжение юной девушки, находящейся в когтях истеричной матери. Рафаэль Бабаджанов словно создан для того, чтобы играть роль Ромашки: амплуа растерянного мальчика уже срослось с ним и переходит из роли в роль.
Глеб Голендер раскрывает роль Иванова так, что вопросов, почему он для Людки “единственный”, не возникает. Кавалеры Людки: Рустам Мусакулов, Ян Добрынин и Фаррух Молдаханов организуют на сцене весёлую буффонаду и каждый отлично отыгрывает свой образ.
Антуан Жиндт, несмотря на трудности перевода (а, может быть, и благодаря им), успешно создал единую плоскость для полноценного проявления двух реальностей: внешней, где все герои дружно и весело погружаются на дно, и внутренней, где Людка пытается станцевать свой лучший парный танец в форме монолога.
Не хватает только танго, с его чувственностью и тактом: его не состоялось на сцене, как и в жизни главной героини. Даже аккомпанемент Руслана Волкова лишь попытка выдать за танго что-то из другого жанра. А так хотелось, чтобы в небольшой подвал внесло ветер с реки Ла Плата, мелодии Карлоса Гарделя донесли характер танца, который, зародившись в среде авантюристов и женщин лёгкого поведения, смог стать эталоном чистой страсти во всём мире.
Но зрителю достаётся много слов о красоте и смысле танго, музыкальное сопровождение и красная танцевальная атрибутика: а в финале ощущение, что тебя, как и Людку, пригласили на красивый танец, но его не состоялось. Хотя, возможно, что так и было задумано.
Олеся Цай
Фото: Александр Раевский
