Глава десятая
В середине 1883 года начальником Закаспийской области был назначен генерал-лейтенант А. В. Комаров. С его назначением политика России в этом крае стала более наступательной. Как пишет Алиханов-Аварский: “Для водворения безопасности в наших и соседних пределах высылались усиленные разъезды, доходившие до Душана и далее, т. е. за сто слишком верст от Гяурса, последнего пункта, занятого нами”[1]. Однако, военные демонстрации оказывали не очень сильное впечатление на мервские шайки, занимавшиеся грабежом и захватом пленников, — аламаном, как это называлось по местному. Как только разъезды возвращались в Асхабад, разбойники вновь начинали нападать на пограничные селения Хорасана. Правительство Персии неоднократно обращалось к Петербургу с ходатайством о содействии в возвращении пленных, захваченных мервцами во время набегов. В конце 1883 года, по решению начальника области к берегам Теджена был отправлен более мощный демонстративный отряд, состоящий из сводного батальона закаспийских стрелков, двух сотен казаков Таманского казачьего полка, взвода горных орудий и команды туркменских джигитов. Командиром отряда был назначен полковник В. Д. Муратов, а отрядным адъютантом Максуд Алиханов. К отряду, пожелал также присоединиться пасынок Гюльджамал-ханши[2] Махтумкули-хан, “весьма разумный молодой человек 27-ми лет, руководивший, вместе с Текме-сардаром, обороной Геок-Тепе, ездивший затем в Москву, на коронацию императора Александра III, где ему был пожалован чин майора милиции”[3].
По мере движения русского отряда, на сотни верст распространялся слух, что идет авангард большого войска, предназначенного для покорения Мерва. На самом деле отряду «ни под каким видом не разрешалось переходить за Теджен»[4] …
Кроме задачи военной демонстрации, Муратову было предписано: «По прибытии отряда на Теджен, отправить в Мерв, с несколькими джигитами, переводчика, который должен предъявить тамошним властям требование о прекращении аламанства и о выдаче 14-ти пленных персов, захваченных мервцами во время последнего их набега на Хорасан»[5].
Алиханов, доказывая Муратову, бесплодность посылки переводчика, предложил свою кандидатуру, как человека, “изучившего эту страну и уже знакомому со многими из местных воротил”[6].
— Я бы не имел ничего против этого, — возражал полковник, — если б на меня не падала ответственность, что послал офицера, а не переводчика, как приказано; — если, не дай Бог, вас там убьют…
— Вы мне не приказываете ехать, а я напрашиваюсь на эту поездку, — отвечал Алиханов — следовательно об ответственности не может быть и речи… Откровенно говоря, из-за четырнадцати персов я, быть может, и не поехал бы в Мерв в эту слякоть, да еще рискуя жизнью… Требовать прекращения аламанства я также не намерен, будучи убежден, что никто не в силах сделать это в стране, где нет власти, где почти каждый из мужской половины двухсоттысячного населения — и аламан, из поколения в поколение живущей этим ремеслом, и единственная власть над самим собою… Мною руководит иная цель, — предъявить Мервскому народу, от имени нашего начальства, ультиматум: немедленно принять русское подданство или приготовиться к повторению в Мерве геок-тепенского погрома… Я давно обдумываю этот шаг, и давно у меня готовы доводы, которыми я думаю повлиять на мервцев. Если осуществится моя надежда, — первыми ее результатами будут, конечно, безусловное прекращение аламанства, водворение в стране порядка и освобождение — не четырнадцати пленных персов, а доброй тысячи этих несчастных… И это еще не все. Покорение Ахала, или, вернее, одна только Скобелевская экспедиция, не считая походов сюда же 1872 и 1879 годов, стоила 37 миллионов рублей и целых рек крови. Мерв в пять раз больше Ахала и по территории, и по численности населения; доступы к нему гораздо труднее, и Геок-Тепе — просто игрушка в сравнении с чудовищными валами Мервской крепости. Во что же обойдется завоевание этой страны?!.. Подумайте, какое дело мы поднесем России, если нам удастся мирным путем, без капли крови и без рубля расходов, приобрести этот край!
В конце концов, Муратов, не только согласился с доводами отрядного адъютанта, но даже дал в сопровождение конвой, — для представительности.
12 декабря, Алиханов выступил из Карры-бента в сопровождении двадцати пяти казаков и двенадцати джигитов Ахалтекинской милиции. С ним выехал также Махтумкули-хан и юнкер из чеченцев Пацо-Плиев, характеризуемый Алихановым, как “незаменимый спутник во время скучных и утомительных переездов по безводной пустыне”[7].
Маршрут, выбранный Алихановым, пролегал через владения мервских ханов, которые он стал методично объезжать, ведя переговоры и убеждая пользующихся влиянием лиц, что Мерв переживает последние дни своего дикого разгула, и что население его, “в своих собственных интересах, должно, путем добровольного принятия русского подданства, избегнуть неминуемого, в противном случае, кровопролития”[8].
В одном из аулов Алиханов встретил знакомого по первой поездке в Мерв, Каракули-хана.
— Узнаёшь приказчика Сибир-нияз-бая? — спросил того Алиханов, одетый на этот раз в военный мундир.
— Узнаю, — отвечал, улыбаясь Каракули-хан. — Мы и в первый твой приезд подозревали, что именно ты — гвоздь каравана, только выдающий себя за приказчика.
Переговоры со старейшинами родов, прошли вполне благоприятно, однако впереди был главный аул, куда было необходимо заехать в обязательном порядке, ведь там жила Гюльджамал-ханша, от слова которой зависело очень много, если не всё.
Здесь остановимся, чтобы рассказать о том, кто же была эта женщина пользующаяся столь огромных авторитетом среди туркмен.
Гюльджамал считалась в молодости одной из красивейших девушек своего племени. Она рано вышла замуж, — кто был её первым супругом достоверно неизвестно, — и рано овдовела. Вторым мужем молодой вдовы стал 30-летний Нурберды-хан, представитель правящей династии туркмен-текинцев Ахала. В 1858 году он во главе объединенных войск туркменских племен теке, гоклен и иомудов возле местечка Кары-кале (ныне город Махтумкули) разгромил персидские войска под командованием Джапаркули-хана[9]. Спустя три года, Нурберды-хан со своим отрядом подъехал к Мерву для оказания помощи Говшут-хану, правителю мервских туркмен-текинцев, и вновь отразил нападение иранцев. После этой победы, по древнему туркменскому обычаю, Нурберды-хану в качестве награды была отдана в жёны Гюльджамал. Отдана вместе с богатым приданым – большим участком земли и, — что считалось огромным богатством, — целым оросительным каналом. Молодая жена хана оказалась обладательницей не только красоты, но еще и замечательного ума, такта, доброты и щедрости, и, благодаря этому, настолько очаровала мужа и подвластного ему народа, что нередко влияла на решение даже весьма важных общественных и политических вопросов. В 1878 году после смерти Говшут-хана, муж Гюльджамал стал правителем и Мерва и Ахала. Возможно, есть в этом и заслуга его мудрой жены.
Гюльджамал, кроме того, что стала любящей мачехой двоих сыновей Нурберды-хана, родила ему ещё одного — Юсуф-хана.
В конце апреля 1880 года она вновь стала вдовой, а на третий день после кончины Нурберды-хана, при участии представителей почти всех родов и племён, новым правителем был избран её 26-летний пасынок Махтумкули-хан – один из активных защитников Геок-Тепе, а впоследствии депутат Государственной думы Российской империи.
Унаследовав от покойного мужа ханский титул, Гюльджамал-ханша стала весьма влиятельной личностью, с мнением которой, считались все старейшины Мерва.
Именно эту женщину во что бы то ни стало должен был уговорить Алиханов.
В. ФЕТИСОВ
Продолжение следует.
На заставке: Мерв. Туркменский аул. Старинная открытка
[1] Алиханов-Аварский М. Закаспийские воспоминания, 1881-1885 // Вестник Европы, № 9. 1904
[2] Об этой удивительной женщине-правительнице мы расскажем ниже.
[3] Алиханов-Аварский М. Закаспийские воспоминания…
[4] Там же.
[5] Там же.
[6] Там же.
[7] Там же.
[8] Там же.
[9] Джафар Кули-хан Карачорлу 1800 —1872) — иранский полководец, генерал. Участник русско-персидской войны 1826-1828 гг.
