Внук “Бриллиантового князя”. Барон Вревский. Глава пятая

Из цикла Туркестанские генерал-губернаторы

В мае 1892 года в Ташкент пришло известие о появлении в Джизаке холеры. Незамедлительно были приняты меры по локализации этой страшной болезни. На левом берегу Сыр-Дарьи создаётся обсервационный пункт для противодействия распространению заразы. Для этого военный губернатор Сырдарьинской области генерал Гродеков посылает туда чиновника Балинского и врача Иогансона.

 Однако, этот необходимый шаг администрации области, вызвал непонимание среди местного населения. Как писали “Туркестанские ведомости”: “Санитарные меры предпринимаемые в ожидании и во время холерной эпидемии, являясь совершенно непонятными и весьма стеснительными для тёмной массы народа, всегда и везде вызывали её неудовольствие, которое нередко вырастало в бунты”. Так и случилось. В Ташкенте стали распространяться слухи, что на карантинном пункте в Чиназе всех проезжающих задерживают, осматривают и, если обнаруживается болезнь, то русский доктор даёт заболевшему белый порошок и тот немедленно умирает.

Несмотря на принятые меры холера в Ташкент всё же пришла. Первые заболевшие, — это были приезжие, — обнаружились 7 июня в районе Зимнего театра, а уже через неделю, болезнь распространилась в обеих частях города. Реакция властей была незамедлительной: городскую лечебницу превратили в холерную больницу, в старом городе открылся приёмный покой для заболевших, был ограничен выезд из города, издан приказ о том, что хоронить умерших можно только на особых холерных кладбищах и только после осмотра медицинским работником. Эти меры вызвали нездоровые толки среди мусульманской части населения. Появился слух, что русское начальство приказало хоронить умерших, не соблюдая при этом необходимых религиозных обрядов. На базарах, в мечетях, чайханах распространялась молва о том, что вода в канале Боз-су отравлена, а врачи, осуществляющие приём больных, также как в Чиназе, травят людей. Распространению таких слухов, способствовала некая группировка людей, преследовавших свои политические цели. Чтобы понять это, рассмотрим обстановку в мусульманской части Ташкента, сложившуюся к этому моменту.

За два месяца до появления холеры военным губернатором Сырдарьинской области был отстранён от своей должности старший аксакал (начальник старого города) Иногам-Ходжа и заменён Магомет Якубом, злейшим врагом своего предшественника.

Первый не устраивал губернатора своими антирусскими взглядами, но и выбор второго был не совсем удачным. По образному выражению современников: „Иногам-Ходже не было дела ни до живых, ни до мертвых, а Магомет-Якуб начал преследовать и мертвых, и живых». Вымогая взятки, он приказывал хоронить на холерных кладбищах даже умерших не от холеры. Несмотря на то, что Иногам-Ходжа был смещён, его многочисленные родственники продолжали оставаться на различных полицейских   должностях в старом городе. И именно они подстрекали население против нового аксакала, воспользовавшись появлением болезни. Атмосфера постепенно накалялась, но поначалу ничего не предвещало взрыва.

Градоначальник Ташкента С. Р. Путинцев 23 июня приехал в мечеть Джам и в присутствии десятитысячной толпы, собравшейся на молитву по случаю наступившего в этот день праздника Курбан-байрама, поздравил мусульман и произнес большую речь, разъясняя политику городской администрации в отношении борьбы с эпидемией холеры.

Речь градоначальника, однако, не слишком удовлетворила собравшихся. Затем выступил старейший ташкентский казий Шариф-ходжа, который прочел молитву за царя и призвал „верить русскому начальству». Вернувшись к себе Путинцев застал ждавшего его Магомед Якуба, а вскоре туда же ворвалась возбуждённая толпа местных жителей с требованием отменить предпринимаемые против холеры меры. В ответ на отказ на Путинцева и Магомед Якуба полетели камни, и их стали избивать. С трудом несчастным удалось спастись бегством. Затем бунтовщики ворвались в здание управы и устроили там погром. Узнав о нападении на представителей администрации жители русской части города, взяв в руки палки, вместе с несколькими вооружёнными солдатами бросились выручать градоначальника. Завидев приближающихся мужчин с ружьями и дубинами, мятежники бросились наутёк, преследуемые до моста через Анхор, служивший границей между новой и старой частью города. При этом многие бежавшие в панике жители попадали с крутого берега в речку и утонули. Впоследствии, по словам Добросмыслова, было извлечено до восьмидесяти трупов.

Гродеков вводит в Ташкент войска и к двум часам дня бунт был подавлен.

Во время этих трагических событий генерал-губернатора в городе не было. Вревский отдыхал на своей даче в Чимгане, но узнав о мятеже он немедленно прибыл в Ташкент и, как пишет Фёдоров: “Собрав всех начальствующих лиц и выслушав все донесения, он очень спокойно высказал, что распоряжения Гродекова он одобряет, что главные виновные в беспорядках будут преданы военному суду. Что же касается паники русского населения, то он заявил нам, что решительно отказывается понять её, признает ее малодушием, не имеющим никакого основания. «Я убежден, — сказал он, — что беспорядки больше не возобновятся, и ручаюсь за безопасность русского населения, о чем прошу вас, господа, объявить повсеместно». Затем, раскланявшись с нами, он сел в коляску и.… уехал обратно в Чимган. Такая уверенность и хладнокровие во время всеобщего страха, а главное отъезд из мятежного города на дачу как-то сразу подействовало успокоительно на всех. Паника прекратилась, и, действительно, беспорядки не возобновлялись. Барон же, как ни в чем не бывало, прожил установленный срок в Чимгане и вернулся в успокоенный Ташкент”.

К возвратившемуся в город Вревскому тотчас же явилась делегация с прошением от мусульманского населения во главе с обладавшим большим авторитетом Абдулкасим-ханом. В прошении разъяснялось, что «холерный бунт» не был направлен против власти как таковой, а только на защиту веры и законов шариата. “Доводя об этом до сведения Вашей милости, — говорилось далее, —  мы надеемся на Вас, что Вы с великой милостью примете  настоящее наше прошение, написанное слезами и с полной искренностью, расследуете произошедший случай и обнаруживши тех самых лиц, которые произвели такой беспорядок, подвергнете, как виновных по закону. Эти злонамеренные люди сконфузили в глазах начальства всё ташкентское население. Но что касается всех ташкентских жителей, то у них не было сведений об этом деле и никто не сочувствовал поступку этих безголовых людей, который они совершили вдруг по собственной своей воле. Поэтому мы, склонив голову с покорностью обращаемся к Вашему Высокопревосходительству, нашему Главному Начальнику края с усерднейшей просьбой – принять милостиво наше настоящее прошение и дать нам возможность совершить богослужение наше в мечетях и в мадрасах, и также спокойно как и было прежде совершить молитву за Великого Государя и за Главных Начальников наших”.

Выслушав делегатов и приняв прошение, Александр Борисович в ответ произнёс: “Узнав в Чимгане о происшедших 24 числа в Ташкенте беспорядках, я был очень огорчён случившимся. Об этих беспорядках я должен был донести. Великий Государь наш несомненно будет глубоко опечален этим известием. В числе ста с лишним миллионов подданных нашего Великого Царя заключается много разных племён, в том числе туземцы Туркестанского края. Всех из них Его Императорское Величество одинаково любит, как отец своих детей, обо всех неусыпно заботиться. Счастье и благополучие всех Его подданных заключается в беспредельной их любви к нему и в выполнении поставленных им начальников. За три года управления моего краем я полюбил трудолюбивых и преданных порядку сартов. Уверен, что в происшедших беспорядках большинство населения не участвовало, но знаю также, что в этих беспорядках принимали участие влиятельные лица и даже ишаны. Они-то, эти чёрные, злонамеренные люди и будут главными виновниками, они и будут наказаны всего строже. Объяснения ваши принимаю. Я прикажу сегодня вывести войска из города. Не сомневаюсь, что порядок, в котором вы мне порукой, более не нарушится”.

Затем началось следствие по делу о бунте. Перед судом предстало 60 человек, восемь из которых были приговорены к смертной казни, двое, в том числе Иногам-Ходжа, к ссылке в Иркутскую губернию, семнадцать к двум годам в арестантской роте, остальные оправданы. Однако, генерал-губернатором Вревским наказания были значительно смягчены: смертная казнь заменена каторгой на разные сроки, Иногам-Ходжа вместо ссылки приговорён к  арестантским ротам на четыре года. Так была перевёрнута эта печальная страница в истории Ташкента.

А через год произошла ещё одна трагическая история, заставившая туркестанского генерал-губернатора, вновь прибегнуть к репрессивным мерам.

В.ФЕТИСОВ

Продолжение следует

На заставке: Ташкент. Мечеть и базар в старом городе. Старинная открытка