«Чем меньше работы, тем лучше»

«Наука долгое время преподносила развитие человечества как историю сплошного успеха. При этом сегодня мы работаем больше — и вредим себе и планете», — пишет немецкое издание Süddeutsche Zeitung.

«Работаю ли я, чтобы жить, или живу, чтобы работать?», — этот вопрос сегодня не дает покоя многим людям. (…) Этнолог Джеймс Сазман, проанализировавший историю работы, считает: настало время создать мир, в котором идеология роста и потребления больше не будет изнурять нашу жизнь и нашу планету. Но для этого людям необходимо пересмотреть свое отношение к работе».

«Почему мы работаем все больше, хотя никогда не производили так много?», — задается вопросом Сазман, директор аналитического центра Anthropos и научный сотрудник Колледжа Робинсона при Кембриджском университете в своей книге «Они назвали это работой — другая история человечества». И: «Почему мы отводим работе такую большую часть нашей жизни? Соответствует ли это нашей природе?» Ведь Homo sapiens трудится лишь малую часть своей истории. До того, как примерно 11,5 тыс. лет назад человек занялся земледелием, он не был ни фермером, ни офисным служащим, ни разработчиком приложений. «Наши предки как минимум 95% своей 300-тысячелетней истории прожили, будучи охотниками и собирателями», — пишет Сазман».

«Изменила это Неолитическая революция, время, когда кочевники все больше стали переходить к сельскому хозяйству и вести оседлый образ жизни. (…) «Долгое время наука хотела преподносить нам сельское хозяйство как великий скачок человечества и рассказывала нам историю о прогрессе и интеллекте. Но это бабушкины сказки», — пишет историк и футуролог Юваль Ной Харари из Еврейского университета в Иерусалиме в своем мировом бестселлере «Краткая история человечества». По его мнению, сельское хозяйство не положило начало эпохе лучшей жизни, наоборот: оно принесло с собой болезни, неполноценное питание и, главное, больше работы».

«От рассвета до заката люди сеяли семена, заботились о своих коровах и овцах или пололи сорняки. «В какой-то момент дошло до того, что Sapiens по всему миру практически не занимались больше ничем, кроме как с утра до ночи ухаживали за пшеницей», — говорит Харари. Хотя таким образом людям и удалось добиться избытка продовольствия, это не привело к улучшению питания. Пшеница, пшеница и снова пшеница не могла заменить разнообразное меню охотников и собирателей. Цивилизационные болезни и эпидемии возникли лишь тогда, когда люди стали оседлыми», — говорится в статье.

«Так, на скелетах женщин из ранних земледельческих поселений присутствуют характерные деформации пальцев стопы — следствие артрита, который, вероятно, возник в результате перемалывания злаков, при котором женщины сидели, опираясь на пальцы стоп. «Организм Homo sapiens совершенно непригоден для подобной работы», — считает Харари».

«Тем не менее население тогда стремительно росло, и даже жизненное пространство оказалось в дефиците. Теперь люди жили рядом со своими сельскохозяйственными животными. (…) Именно из-за этой близости все больше возбудителей заболеваний стали передаваться от животного человеку, в поселениях стали вспыхивать первые эпидемии», — повествует издание.

«Таким образом, переход от кочевничества к фермерской жизни повлек за собой не только больше работы и ухудшение питания, ожидаемую продолжительность жизни резко сокращали также болезни и вооруженные конфликты. Если дети охотников и собирателей переживали первые детские годы, то в среднем они доживали до возраста 68-78 лет, пишут этнологи и биодемографы Майкл Гурвен и Хиллард Каплан в научном журнале Population and Development Review. В последующие тысячелетия до такого возраста доживали немногие. Вывод Харари таков: «Сельскохозяйственная революция была величайшим обманом истории».

(…)

«Во время наибольшего периода человеческой истории не существовало идеи дефицита», — говорит Джеймс Сазман. Согласно проведенным на данный момент научным исследованиям, у людей каменного века, занимавшихся охотой, рыболовством и сбором ягод, было много свободного времени. И им не приходило на ум обменивать его на создание запасов для того, чтобы обезопасить свое будущее. В те времена Homo sapiens, по-видимому, жили так, как сегодня на семинарах по осознанности учатся жить люди, испытывающие стресс: жить в моменте», — отмечает издание.

«Неправда, что охотники и собиратели постоянно жили на грани голодной смерти», — говорит Сазман. Они знали сотни съедобных растений и плодов. Небольшими группами они бродили по лесам и саваннам, ловили рыбу, убивали диких зверей — и меняли место жительства, если в их среде обитания уже было недостаточно пропитания. (…) Охотники и собиратели жили дольше и были более здоровыми, чем земледельцы в будущем. И работали они гораздо меньше всех последующих поколений: около 15 часов в неделю».

Также и политолог Джеймс Скотт, стерлингский профессор и директор программы сельского хозяйства в Йельском университете, убежден, что было бы лучше, если бы люди остались охотниками и собирателями. «Ведь имущество было для странствовавших кочевников ничем иным, как обузой. То малое, чем они обладали, делилось, и, вероятно, они жили на равных. В их захоронениях едва ли можно обнаружить символы господствующей касты. Жадность возникла в городах, говорит Скотт, ведь близость к богатству усугубила зависть и страх перед дефицитом. Многочисленным достижениям городов, государствам, письменности, разделению труда, политике и культуре Скотт противопоставляет такие понятия, как «воинская повинность», «налоги», «принудительный труд» и «неравенство».

«Пути назад к этому устойчивому образу жизни нет. В конце концов, сейчас на Земле живут 7,8 млрд человек, из которых каждый тратит примерно в 250 раз больше энергии, чем некогда охотник или собиратель. (…) Такое количество людей может прокормить только современное, высокоэффективное сельское хозяйство. Но если нет пути назад, то как может выглядеть путь вперед?».

Многие мыслители-оптимисты верили, что автоматизация может превратить мир в экономический рай. Среди них был, например, Адам Смит или британский экономист Джон Мейнард Кейнс, который в 1930 году пророчил, что в начале XXI века людям достаточно будет снова работать по 15 часов в неделю.

«Мы действительно уже давно могли бы работать 15 часов в неделю, уверяет Сазман — если бы не взрастили такие бескрайние притязания. Ведь людям уже недостаточно удовлетворения — как называл их Кейнс — «абсолютных потребностей» — в питании, воде, тепле, комфорте, дружбе и безопасности, а также «относительных потребностей» — таких как карьера, красивый дом или одежда. Дом должен быть еще больше, одежда дороже, автомобиль быстрее. Но в раю Кейнса не было вызванного человеком изменения климата, закисления океана и исчезновения биологических видов. «Что мы должны сделать сейчас, так это использовать возможности для того, чтобы изучить новые подходы к организации капитала», — говорит Сазман. К ним относится идея универсального базового дохода, а также понимание того, что чем меньше работы, тем лучше — для человека и для планеты».

«Лишь за полгода коронавирус показал многие недостатки нашего мира труда и дал возможности для перемен», — сказал Сазман в разговоре с британской газетой The Guardian. Именно тот факт, что из-за кризиса многие люди потеряли работу, дает повод задуматься о ней. Действительно ли она нужна нам для самореализации, статуса, стиля жизни и удовлетворения? Как насчет того, чтобы иметь больше свободного времени, не испытывая от этого стресс? Многие люди разучились посвящать себя безделью и праздности, то есть тому, в чем Homo sapiens проводил большую часть своего существования до сельскохозяйственной революции. Возможно, однажды человечество вернется к моделям труда наших древних предков, считает Сазман: «Вполне возможно, что мы идем по пути реализации утопии Кейнса», — пишет Süddeutsche.