В июне 2017 года власти Узбекистана в рамках программы реабилитации начали исключать
из «Чёрного списка» людей, заподозренных или обвинённых в причастности к экстремистской деятельности. На сегодняшний день более 20 тысяч из них уже вернулись к нормальной жизни.
Наличие судимости и принадлежность к «Чёрному списку» при жизни в традиционном обществе — это своего рода стигма, клеймо… Причем, не только для самих осуждённых, но и для членов их семей. На них показывали пальцем на улице, их не принимали на работу, не приглашали в гости…
Что изменилось в их жизни сегодня, и как государство помогает им адаптироваться
в обществе? Об этом рассказывают сами реабилитированные.
Имена и фамилии героев не изменены.
— Каждый день, после завтрака, я отправляюсь на базар. Пытаюсь хоть что-то заработать, чтобы прокормить семью, — говорит Зафар-ака. — Сейчас я — мастер. На Янгибазаре (ближайшая от Бекабада крупная «барахолка» — прим. ред.) покупаю старую бытовую технику, ремонтирую её и продаю. Не подлежащие ремонту утюги, пылесосы и прочие приборы пускаю на запчасти.
— Скажите, как сейчас изменилась ваша жизнь?
— В целом, в моей жизни было много трудностей. И не только в материальном отношении. Бывало так, что если человеку никто не верит, его легко можно было считать виновным. Это очень тяжело, если тебе не верят даже близкие люди. Но я свыкся с этим. Правда, когда вспоминаю всё это — начинаю нервничать. Но ко всему вырабатывается иммунитет. Сейчас лучше. Главное — есть свобода. Могу спорить с любым человеком. Никто не может попрекнуть меня прошлым. Сейчас я — другой человек. Мне скоро 50. Жизнь наладилась. Выдал дочь замуж, внук растёт.
— В чём вас обвиняли?
— По статьям 216, 244, 241 — участие в неофициальных религиозных собраниях, распространение запрещенной на территории Узбекистана религиозной литературы. Обвинительное заключение до сих пор хранится у меня дома. Я не согласился с ним.
Тогда моя предпринимательская деятельность развивалась, я продавал компьютеры. Они, якобы, нашли запрещённую религиозную литературу в одном из компьютеров. В суде я говорил: найдите специалиста, либо дайте компьютер мне, и я докажу обратное. Я так и не признал свою вину…
— Когда вас арестовали? На сколько лет вы были лишены свободы и где отбывали срок?
— 20 мая 2010 года. Меня называли вахабистом. Потом моим родным сказали, что я — джихадист.
7 октября 2010 года Ташкентским областным судом я был приговорён к лишению свободы сроком на 5 лет. Отбывал наказаниев 61-й и 64-й «зонах» в Кашкадарьинской области.
— Зафар-ака, расскажите о своей жизни за решёткой.
— Кому-то такая жизнь покажется сложной, или даже ужасной, но, поверьте, человек ко всему привыкает. Хотя, давление было сильным. Каждый твой шаг контролируется. Казалось, что ты не можешь свободно дышать… Правда, работа была несложной — легче, чем на других «зонах». Потому, что работу, рассчитанную на 200-300 человек, выполняли 700 заключённых. Работали быстро. Но, как я уже сказал, на нас оказывали сильное давление. Постоянный контроль. И ещё: сильно раздражало то, что молодые тюремщики обращались к нам, старшим по возрасту, на «ты», что на Востоке недопустимо и даже оскорбительно.
— Как к вам относились, к лицам, осужденным по статьям, касающимся религии?
— К нам относились хуже, чем к убийцам. Было очень трудно. У всех были бирки, на наших бирках записи наносились красной пастой. Этим мы отличались от остальных.
Да, всем, у кого подобная статья, даже таблички на кроватях — красного цвета с надписью «ДЭО» («Диний Экстремизм Оқими», узб. — Религиозная Экстремистская Организация).
Это означало, что даже ночью, при выходе в туалет, нас сопровождал надзиратель. На осуждённых по другим статьям это не распространялось. Например, летом, многие, как правило, страдали расстройством желудка. И всё равно «на оправку» нас выводили только по одному человеку и под охраной.
— Изменилось ли ваше мировоззрение во время отбывания наказания? Вы чему-либо научились?
— Все эти годы, которые я находился в заключении, я очень много читал. Особенно запомнились «Плаха», «И дольше века длится день» Чингиза Айтматова. В общей сложности, я там прочёл более 60 книг.
— Приобрели ли какую-нибудь профессию?
— Нет, там трудно приобрести профессию. Со статьёй, как у меня, не разрешают работать по своей специальности. Когда я туда прибыл, меня спросили: «Чем занимался на воле?» Ответил: «Работал пекарем». Мне сказали, что с такой статьёй не разрешат работать в пекарне. Стал резчиком. С нами сидели отличные молодые мастера, знатоки своего дела, но они занимались формовкой кирпича.
— Можете сказать, как на вас повлияли эти 4 года и 9 месяцев?
— Очень сильно. Будто из моей жизни вычеркнуты даже не 5, 10, а целых 30 лет. Я ведь занимался коммерцией, хорошо зарабатывал. Хотел построить дом, купить машину… После возвращения, собирая по крохам средства, пытаюсь наладить жизнь. Прежней коммерции нет. Я начинал деятельность в Бекабаде. А теперь всё изменилось. Люди, которые со мной тогда работали, давно разбогатели. Они не сидели в тюрьме, и сейчас имеют собственные магазины. И «компьютерщиков» стало много.
Да, материально очень трудно, и теперь сложно всё начинать сначала. Хотел накопить начальный капитал, но нужно кормить семью.
Но жизнь продолжается. Дочек нужно выдавать замуж. На это нужны средства. У меня четверо детей. Два мальчика и две дочери. Старшему — 25, младшей — 13 лет. У сына была онкология, много денег потратили на операцию. Сыграли свадьбу дочери, но влезли в долги. Теперь постепенно возвращаю. После работы сильно устаю.
— Зафар-ака, какие у вас планы на будущее?
— План — открыть магазин, в многолюдном месте. Предлагают аренду за 300 тысяч, вместе с налогами набегает миллион. Однако, пока всё налажу, тоже уйдут средства. Пока ситуация сложная. Так же сын хочет поступать на учёбу в этом году. Ещё нужно накопить деньги на ремонт дома. Но я стараюсь.
— Почему вы попали в «Чёрный список»?
— Мы давно носим платки. В свое время женщины — матери осужденных — выходили на демонстрации. Тогда был посажен в тюрьму и мой брат. Меня тоже допрашивали за то, что я обучала других женщин Корану. Тогда, в 2001 году, я и попала в этот список до 2016 года.
— Расскажите, как это произошло?
— Нас неожиданно вызвали в махаллинский комитет, сказали, что вышло Постановление Президента. Нужно приехать в какой-то дом торжеств на Кара-камыше. Я в тот день не поехала (у меня были причины). Кстати, такие разговоры были и раньше, но ничего конкретного не предпринималось. Но мой брат поехал, а когда вернулся, сказал, что моя фамилия вычеркнута из списка. Я очень обрадовалась.
В то время я сдала документы в ОВИР, но на протяжении 4,5 месяцев мне не их не оформляли. А после того, как меня исключили из «Чёрного списка», сразу всё быстро сделали.
-А когда вы были в «Чёрном списке», был какой-то контроль за вами?
— Раньше меня ежемесячно вызывали на беседу, но всё это было простой формальностью. Мне не грубили, просто задавали вопросы: «Где живёте?», «Чем занимаетесь?» и просили писать объяснительные. Бюрократизм был на высоком уровне. Каждый раз мы заполняли по 2-3 листка. Когда нас включали в список, сказали, что мы лица, подверженные религиозно-экстремистскому течению, хотя мы и не знали, что это такое! Несмотря на наличие высшего образования, мы, женщины, были домохозяйками, и не понимали, почему нас записали в экстремисты. Под экстремизмом мы понимали захватничество, но никак не то, что мы ходим в платках.
— Кроме ежемесячных «бесед», вы испытывали ещё какие-то неудобства?
— Например, моя подруга шла с базара «Чорсу». Около медресе Кукельдаш есть пункт милиции. Милиционер спросил, откуда она идёт, и почему в платке. Мол, в платке ходить запрещено. Или другой случай. Моя внучка надела платок, так как держала траур по умершему деду. Когда шла к дяде, её спросили, почему она в платке, откуда идёт, где её школа. Но, слава Аллаху, эти времена прошли!
— Маргуба-опа, как вы себя чувствовали в период с 2001 по 2016 годы? Ведь это наложило какой-то отпечаток?
— Что может остаться в памяти от всего этого? Только унижение, дискриминация, на нас показывали пальцем на улице. До прихода к власти нынешнего президента, за то, что мы ходили в платках, не пускали в поликлиники, магазины. Иногда даже выгоняли из общественных мест. Обидно, когда тебя унижают, не считают за человека, но во имя Аллаха мы всё равно не снимали платки. Мы всё терпели.
Раньше я работала инженером-химиком, потом преподавала. Когда дети были маленькие, я оставила работу, а когда они подросли, решила вернуться снова. Но меня не брали на работу! Так я вышла на пенсию с минимальным стажем — не засчитали время учёбы и ещё кое-что. Я судилась, и вышла на пенсию не в 54, а в 57 лет. Но и на том спасибо.
Кстати, мои дочери закончили медресе Хадичаи Кубро (учились 4 года), но их тоже не принимали на работу в течение двух лет. У каждой из них диплом мудариса исламоведения. Нигде не принимали на работу, как и меня. А что делать молодым девушкам? В итоге, они стали заниматься шитьём и кулинарией.
Когда мы ещё находились в списке, нас вызывали на собрания. Как-то раз, в комитете по делам религий я задала вопрос Абдулазизу Мансурову и Бобуру Йулдошеву: я — с высшим образованием, дочери закончили медресе, а работы нет! Почему? На что они, улыбаясь, отвечали: посмотрим, посмотрим… Обещали, но ответа не было.
— Маргуба-опа, а сегодня что-нибудь изменилось?
— Да, изменилось. Теперь мы свободно ходим в платке, и в магазинах, и в поликлинике. Дочери вышли замуж, хотя и не работают, сидят дома. У меня есть внучки, учатся в 7, 3, 4 классах. Вот недавно я ходила в хокимият Алмазарского района спросить: есть ли какие-то изменения с 2016 года? Один человек, очень общительный, сказал, что есть изменения и ещё ожидаются.
— Какой институт вы заканчивали, и в каком году?
— Я закончила химфак Ташкентского политехнического института в 1982 году, затем работала на заводах и фабриках, некоторое время преподавала в СПТУ. Потом не работала, ухаживала за детьми. У меня их четверо . Муж закончил автодорожный институт, 10 лет работал в этой сфере, а также он мастер-резчик по ганчу, в дальнейшем стал заниматься этим ремеслом, это приносило доход семье.
— У вас двое братьев?
— Один мой брат был в заключении, в этой связи мы и попали в «чёрный список». Брат уже не молодой. Из-за того, что он читал намаз, его признали приверженным к различным течениям и посадили.
— В чем его обвиняли?
— Его причислили к движению «Хизб ат Тахрир». Но ведь он мусульманин, просто читал намаз и изучал Коран.
— В каком году его посадили?
В 2001-м. Мы с мамой участвовали в митингах возле хокимията, выступали в его защиту.
— А когда освободили?
— Нет, его не освободили, сказали, что он заболел туберкулёзом. В 2007 его привезли в Ташкент, в тюремную таблицу, и через полгода он умер.
— Как его зовут?
— Шохид Юсуфбеков. Он просто читал намаз, пусть Аллах будет милостив к его душе! Сейчас всех отпускают, а в те времена заключённым было очень плохо. Их не отпускали, даже если они серьёзно заболевали. Мы писали, просили выпустить, чтобы положить его в городскую больницу. А потом, когда умер, нам выдали его тело.
— Маргуба-опа, сейчас к вам домой не приходят милиционеры? Как вы думаете, государство должно оказать вам какую-либо помощь, принимать участие в вашей жизни?
— У меня как было: после снятия с учёта пришли к нам в дом, спросили, какие есть проблемы, ещё раз пришли, ещё раз спросили, записали. Работает один отец, я попросила выделить швейную машинку, сказала, что я умею шить, шьют и дочери, машинка будет своеобразной помощью. Потом пришли и сказали, что пока машинок нет, у нас хорошие условия, и что есть более нуждающиеся люди.
Житель кишлака Поласоли Алтыарыкского района Ферганской области Анваржон Мирзарахмонов, в 2000 году осужденный за участие в незаконном религиозном движении и ныне вернувшийся под родной кров, вынужден был на протяжении 19 лет расплачиваться за совершенные им незаконные действия. Но, главное, со временем он понял, что когда-то избрал неверный путь.
Анваржон Мирзарахмонов:
— В то время мне не было и двадцати лет. Мой отец ещё был жив (мама умерла, когда дети ещё были маленькими). Мы были предоставлены самим себе. К тому времени я ещё не решил, чем буду заниматься в жизни. Однажды на улице ко мне подошёл незнакомый парень, дал мне листок и сказал: «Прочитайте во имя Аллаха». Я прочитал. С этого всё и началось… Сейчас я очень жалею об этом.
Шухратжон Отаназаров,
имам-хатиб мечети:
— В одном из аятов говорится: «Я дал вам совершенную религию. Дал полностью всё, что вам нужно, и даровал вам религию Ислам». Аллах даровал нам Коран. В созданных 14 веков назад аятах изложено, насколько совершенна наша религия и ей не нужны никакие новшества и изменения. Наш пророк Мухаммад алайхи васалам говорил: «Самый верный – это мой путь, и путь моих последователей».
В настоящее время появление различных течений и вовлечение в них молодых людей происходит из-за непонимания сути религии. К таким, как история Анваржона, случаям приводит незрелость молодёжи, которая необдуманно берёт пример и поддается влиянию неграмотных людей, неверно толкующих Ислам.
Молодость — самые лучшие годы жизни человека. К сожалению, эти годы Анваржона пришлись на время отбывания наказания за необдуманно совершенные действия. И, конечно, за эти годы утрат было намного больше, чем приобретений.
Анваржон Мирзарахмонов:
— Я многое потерял за 19 лет. Иногда мне просто хотелось услышать голоса близких людей. Когда читал письма из родного дома, мне хотелось плакать. За это время умер отец и мои близкие. Из-за меня многое пришлось пережить сёстрам и другим родственникам.
Я сильно отстал от жизни. Мои ровесники уже выдают замуж дочерей, женят сыновей, у некоторых уже есть внуки. И когда видишь всё это, сожалеешь о бесцельно проведённых годах. Только после утраты глубже осознаешь, насколько ценным достоянием является свобода. В прочем, словами это передать невозможно.
Теперь я на свободе, в стране созданы все условия для работы. Сейчас я понимаю, насколько всё это ценно, и это нужно беречь. И главное, не совершать необдуманных поступков…
Все эти годы Анваржона морально поддерживала старшая сестра.
Мухаббатхон Акбарова:
— Когда у меня были маленькие дети, я была занята сама собой, не могла уделять много внимания брату. Он поддался влиянию дурных людей и сломал свою жизнь. Это было моей бедой, я не знала, как с ней справиться. Сегодня он вернулся домой, и мы очень рады. Надеемся, что он женится, у него будут дети, которых он воспитает полезными для страны и народа людьми.
Если за домом не следить, он разваливается. Жители махалли помогли с ремонтом, спасибо им за это. Вот эти комнаты отремонтировали. Придёт невестка, здесь станет ещё лучше. Пока не было брата, дом был осиротелым. Теперь в нём хорошо.
О дальнейшей жизни с Анваржоном Мирзажоновым беседовали активисты махалли и представители хокимията. Жители Алтыарыка, в основном, занимаются земледелием. Местный хокимият выделил Анваржону 2 гектара земли. Здесь он решил заложить виноградную плантацию. В тот же день ему вручили документы на землю и одну корову. Бывший осуждённый выразил благодарность за оказанное доверие, и сказал, что приложит все усилия для того, чтобы внести достойный вклад в развитие страны и общества.
Анваржон Мирзарахмонов:
— В тех краях, где я сидел, я рассказывал о нашем районе. Я говорил, что у нас есть всё, у нас отличные фрукты, лучшие в мире гранаты и виноград. Здесь созданы все условия для учёбы, изучения религии. Мне отвечали что тогда мой дом – это райский уголок. Теперь, вернувшись сюда, я решил и обещаю: буду идти по праведному пути. Просто сожалею об утраченных годах и совершенной мною ошибке. Наш Президент предоставил столько возможностей, таким оступившимся, как я. Он вернул меня в общество. Теперь я буду упорно работать, чтобы приносить пользу Узбекистану. Вот, начал заниматься садоводством, создам виноградник.
Ҳурматой Мансурова,
председатель Схода граждан махалли имени Ибн Сино:
— Принимаемые Президентом указы и постановления направлены на обеспечение интересов человека. Вот этот гражданин, наш земляк, Анваржон вернулся из мест отбывания наказания. Мы прикрепили к нему представителя схода граждан махалли, помогли материально. Его навещают аксакалы и хожи, проводят беседы. Стараемся, чтобы ему, после 19 лет заключения, легче было адаптироваться к современной жизни. Надеемся, что он создаст семью, вырастит хороших детей.
Это своеобразный жест доброй воли, возможность очень многих людей вернуть к активной работе, показать, в первую очередь, своим гражданам, и всем остальным, что мы либеральны, и хотим понимать всех, кто сегодня верит в Бога.
Как раз-таки адаптацией занимается государство, используя специализированный фонд, также есть специальные группы, куда входят сотрудники правоохранительных органов, органов местной власти, различных институтов гражданского общества. У них есть материальные возможности оказывать различную помощь тем семьям, в которые вернулись члены этих радикально-экстремистских организаций.
Если мы говорим о дерадикализации тех, кто в этом нуждается, то это тоже — институт государства, когда привлекают очень авторитетных имамов, которые могут объяснить, рассказать на конкретных примерах: в чём в данном случае ошибался член такой организации. Конечно, роль государства в этом огромная, и вряд ли её можно сравнить с чьей-то другой.
