В 2002-м в один прекрасный день оказалось, что нести цензорам газетные полосы не нужно. Сотрудников Госкомпечати нет. Их кабинет в редакционном здании закрыт.
Цензура к этому времени лично меня просто достала. Кажется, начальник этой службы был в должности полковника, хоть и носил гражданскую одежду. У нас с ним сложились боевые отношения. Работая в редакции «Правды Востока», специализировалась на темах охраны окружающей среды. И постоянно со стороны инспекторов по охране гостайн Госкомпечати возникали претензии. В ответ каждый раз настойчиво просила объяснить, почему вычеркнуты из моих текстов строчка, абзац или вообще материал снят. В общем, «бодалась». Из-за таких возмутителей спокойствия последние год-два журналистам заходить в секретный кабинет запретили, только дежурным и редакторам.
Первый раз по поводу цензуры я, «обнаглев», выступила на совещании прокуроров, которое пришла освещать. «Цензура запрещена Конституцией страны и законами «О защите профессиональной деятельности», «О средствах массовой информации». А что по факту?! Газетная полоса будет принята типографией к печати только при наличии на ней специального штампа. Его ставит по прочтении инспектор Госкомпечати. При этом нарушается Основной закон страны и другие законодательные акты». Выслушали, промолчали. Потом как-то еще на одном многолюдном совещании с участием председателя Конституционного суда и большого числа журналистов подняла вопрос о цензуре. Помнится, тогда меня еще и Юрий Черногаев из «Ташправды» поддержал.
Когда инспектор по охране гостайн Госкомпечати снял с полосы мое интервью с председателем Союза журналистов Германии, попросилась на прием к кураторам в президентский аппарат. Они долго искали криминал, наконец, предложили вычеркнуть кусок текста. «А ведь это цензура, — констатировала, — а она у нас законодательно запрещена». Они рассмеялись, мол, ничего здесь крамольного нет. Интервью называлось «Я мечтал раскрыть государственную тайну». Почему так? Мой немецкий собеседник говорил, что в Германии, если журналист сумел добыть какой-то горячий материл и опубликовать, это уже не гостайна. Гостайны надо хорошо охранять. Для журналиста же раскопать что-то эдакое очень престижно.
Возвращаюсь довольная в редакцию. Редактор не в курсе моего визита к кураторам. Сообщаю, что «наверху» дано «добро» на публикацию интервью, и со смехом рассказываю о наших переговорах с кураторами по тексту. Редактор Александр Тимофеевич Пукемов тоже улыбнулся: «А какой кусок они предложили вырезать?» Показываю. «Ладно, вычеркнем, и отдавай в секретариат».
Я уперлась, и материал не опубликован никогда. Наклеила оттиск в свой альбом с заметками. Погоревала, а сейчас, перечитав, даже развеселилась. Читателям было бы интересно, наверное, зря принципиальничала. С другой стороны, откровенную и неприкрытую цензуру в Узбекистане все-таки отменили в 2002-м!
А до того она продолжала напрягать. Опять же на каком-то из совещаний, которое мне поручили освещать для «ПВ», в перерыве по волнующей теме побеседовала с Омбудсманом. Как оказалось, бестолку. Тогда написала Омбудсману письмо, предварительно обойдя коллег в узбекских и русских редакциях и набрав фактаж.
Пока общались, развлеклись. В одной из газет в басне цензоры слова вычеркивали, в другой прогноз погоды исправляли: не понравились ожидания в сорокоградусную жару северных ветров. К карикатурам, само собой цеплялись.
«Один из номеров журнала «Менеджер» посвящался акциям и значению фондовой биржи в экономике. На обложке изображен медведь, который за рога держит быка — известный монумент Нью-Йоркской фондовой биржи, символизирующий борьбу за повышение-понижение курса акций. Рисунок оказался непонятым. Затребовали главного редактора: «Почему русский медведь дерет узбекскую корову? Вы что хотите этим сказать? Что Россия хочет лишить Узбекистан независимости?». – «Извините, но я вас не понимаю, — изумился редактор. — Как вы определили национальность животных?». «Ну, известно, медведь — символ русских». Как была установлена национальная принадлежность коровы, цензор не уточнил. На рисунке она точно не в тюбетейке».
Этот случай — из воспоминаний автора карикатуры. В каждой редакции примеров не счесть. Тех, что включила в письмо, было достаточно для очень сильной озабоченности.
Получила отписку. Тогда по электронной почте отправила заметку в «Независимую газету» и стала ждать, когда уволят. Называлась «О чем умалчивают узбекские СМИ».
Заметка в «Независимой газете» не залежалась. Вскоре коллега из соседней редакции заговорщески спросила: «Писала про цензуру?» — «Да». «Вышла твоя статья», — и она вручила мне ксерокопию. Стало немного не по себе. Вообще-то «Независимая» в Узбекистане не продавалась. Но доходила.
Приглашает в кабинет редактор с тем же вопросом. Отдаю должное, мы очень спокойно беседовали. Оказывается, его, куда надо, вызывали. Увольнять меня не требовали. И он не собирается.
Что спасло от административных мер? Многолетняя тренировка писать между строк. Под заголовком в «шапку» вынесла слова «Действия госцензуры не согласуются с заявлениями Президента Ислама Каримова». Президент и в самом деле говорил и не раз про беззубые СМИ. «Пресса инертна и скучна. Журналисты уходят от острых тем. А инспекторы по охране гостайн Госкомпечати сводят на нет призывы Президента к честности на газетных страницах», — этими словами текст завершался.
В редакции «Правды Востока» бывали разные периоды, в том числе и «ежовых рукавиц». Мне повезло при трех редакторах — Сафарове, Пукемове и Хасанове — поработать в демократичной обстановке. За что им и признательна. Было много творчества, несмотря на известные ограничения. Что касается заметки «за границу», то при четвертом редакторе я бы за нее вылетела из редакции пулей. В конце концов это и произошло.
Что до отмены цензуры, то, конечно, с разных сторон прилагались усилия. Но сказать, что сейчас ее нет, нельзя. В печатных СМИ Узбекистана сильна внутренняя цензура. Ответственность редакторам делить не с кем. Спокойнее перестраховываться. В Интернет-СМИ дышится свободнее благодаря значительному количеству электронных средств массовой информации и конкуренции за читателей и рекламодателей. Вероятно, и в нашей стране растущая конкуренция стимулирует журналистов раскапывать «что-то эдакое».
НАТАЛИЯ ШУЛЕПИНА
