А с чем идем? В чем несем? Тара какая? Не задумываемся? Вот и тогда не задумывались.
Одно из самых ранних воспоминаний: я просыпаюсь, потому что пришла мама. С работы. Глубокая ночь, но меня, как всегда, разбирает:
— Мама, что ты мне принесла?
Мама роется в довольно большой кирзовой ( именно кирзовой) сумке, достает какой-то пустяк, вроде сушки, и я довольная, тут же начинаю ее грызть. Вредно, знаю, но я вообще сторонница вредного питания.
Такие черные полухозяйственные сумки я видела почти у всех соседских женщин. Конечно, они были довольно удобными, хоть и ужасно некрасивыми, но в них таскали продукты из магазинов. Потом эту сумку у мамы как-то ночью вырвали, было довольно рано, она возвращалась с продуктами из буфета «Правда Востока», не дождавшись дежурной разъездной машины. Прямо на нашей улице и вырвали. Мама очень переживала и плакала. Еще бы не плакать: обидно как! Дело перед каким-то праздником было.
Ну погоревала и купила другую, такую же. Ничего лучшего все равно не было.
В смысле сумок. А из хозяйственной тары были еще и авоськи. В Ташкенте их звали сетками. Говорят, слово «авоська» впервые появилось в монологе Аркадия Райкина. В смысле, нужно повсюду таскать с собой, авось что-то попадется. Проблем-то никаких: она занимала очень мало места и почти ничего не весила. Плелась она из цветных хб-ниток, а иногда даже из шелковых, говорят, членами общества слепых, и была самой популярной хозяйственной сумкой в СССР. Кроме достоинств были и недостатки: все содержимое выставлялось напоказ, а плетеные ручки резали ладони. Говорят, иногда на ручки надевались трубки, но я таких авосек не видела. Я читала также, что за границей авоська пережила несколько пиков популярности и сейчас считается самой экологичной тарой. Кстати, кроме термина «fish-bag”, я читала о таком любопытном термине, как «maybe bag”.
Я бережно храню две авоськи.
Но в Ташкенте с авоськой конкурировала еще одна тара для покупок — пакеты из крафт-бумаги или какой другой оберточной.
Вообще-то в советских магазинах покупки заворачивали в кульки из рыхлой, толстой, серой или белой бумаги. Любая бакалея — будь то сахар или соль, макароны, крупа — насыпались в кульки. Хлеб протягивали голыми руками без всякой обертки.
То же самое творилось и на базаре. Только там на кульки шли листочки из книг и страницы газет. И не надо мне рассказывать, что использование портрета Сталина для кулька или нарезание на нем селедки вело к аресту и чуть ли не расстрелу. Использовались любые газеты с любыми портретами. Перед моими глазами так и стоит клочок газеты с портретом Сталина, украшенным огромным жирным пятном. Пролилось шпротное масло. И все мы остались живы и целы.
Для более мелких покупок, вроде пряностей и семечек, в ход шли книги и учебники. Кстати, в этом году я покупала пряности в таких же кулечках, на обороте были какие-то графики.
И все это очень удобно помещалась в пакетах, края которых были прострочены на машинке. На Алайском они продавались возле магазина тканей или ювелирного — почти в центре. Продавцами обычно были старики или женщины-узбечки, молодежь занималась другими делами. Этакое совершенно частное предприятие посеред социалистического города, и продавцов никто не преследовал. Впрочем, вероятно, они платили базарным милиционерам и базаркому тоже. Стоил пакет, если не ошибаюсь, копеек двадцать и продавцы никогда без дела не стояли. Так что доход был стабильным. Пакеты были довольно большие. Недостатки — мог намокнуть и порваться, если в пакете давились ягоды или помидоры. Ручек, конечно, не имелось, а вот зрелище было колоритным: пакет, из которого торчат лепешки и пучки зелени и редиски. Это так мужчины закупались. Но пакеты были настоящей палочкой-выручалочкой. Интересно, что подобную тару я видела только в еще одной стране — в американских продуктовых магазинчиках. Точно такие же пакеты, только склеенные, а не прошитые. И точно так же торчат пучки зелени.
Ситуация ничуть не изменилась, когда в конце пятидесятых ( 57-58) появились первые пластиковые пакеты. Нет, не подумайте, они ничем не напоминали современные. Просто небольшие прозрачные пакетики, и никому в голову не приходило покупать их, чтобы что-то туда класть. Дело было до реформы 1961 года, пакет стоил рубль. Рубль! Огромные деньги! Счастливчики покупали пакеты, наливали в них воду, демонстрируя полную непромокаемость оного.
Одновременно с пакетами появились новшества в виде пластиковых косынок в горошек и сложенных веером и скрепленных по краям нашлепок на голову от дождя. У меня такая была. Кроме того, на Алайском продавалась немыслимая роскошь — воротничок и манжеты из белых пластиковых кружев. Которые мне только снились.
Смена авоськам пришла совсем с другой стороны. Дело в том, что в наших южных и восточных союзных республиках существовала такая категория, как артельщики, нечто, вроде кооператоров девяностых. Артельщики вечно ходили под богом, то-есть, под ОБХСС (отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности)) и часто попадали в тюрьму, но являлись двигателями прогресса и богами вечно отстающей легкой промышленности, поскольку пребывали на гребне моды и производили хоть и уродливое, но подобие модных вещей.
В тот раз они изобрели новые авоськи, в виде мешков из мелкой синтетической сетки, красивых расцветок и с удобными пластиковыми ручками. Такие авоськи были прочными, но плохо складывались и занимали много места в сумке. Позже вошли в моду такие же артельные парусиновые мешки и торбы из жатой клеенки. На мешках красовались портреты знаменитостей, в совершенно кошмарном исполнении. Но прогресс!
До пластиковых пакетов оставались годы. И первые пластиковые пакеты стали предметом роскоши. Во-первых, на них печатались всякие красоты, пейзажи, цветочки, портреты звезд. Просто так их было не купить. Только у спекулянтов. В Москве цены доходили до 15 рублей. В Ташкенте дешевле было. Когда они рвались, их подклеивали скотчем и носили до последнего. Такого, чтобы прийти в магазин и попросить пакет — просто не бывало и быть не могло.
Да и сейчас роскошных пакетов уже нет, а есть функциональные.
А из всего ушедшего мне жаль авоську и те пакеты из крафт-бумаги. Потому что солнце, и запахи цветов и фруктов, и яркие краски, и толпы покупателей и крики продавцов…. ничего не осталось и уже никогда не будет.
ТАТЬЯНА ПЕРЦЕВА
