…«Из таких людей и состоит малочисленная, но драгоценная и редкая порода эссеистов».
Как жаль, что до меня это уже сказал один писатель. Потому что именно эти слова с полным правом можно и должно отнести к творчеству Кашмиры Искандари – замечательного ташкентского писателя Александры Спиридоновой.
Она волшебница планет, Ей все созвездья шлют привет! Она владычица фантазий, Ей покоряется весь свет!
Читаю эссе, очерки, миниатюры Спиридоновой и думаю: да ведь эти вспомнившиеся строчки шутливой песенки – прямо про нее!.. Волшебница планет!.. Владычица фантазий, чьему воображению подвластны целые миры, галактики, вселенные!.. Художники-прерафаэлиты и пантеон индийских божеств; скандинавская мифология и рок-музыка ХХ века; династия Каролингов, японское искусство создания кукол и загадки античных статуй… Каждая из тем, которые выбирает Саша для своих ювелирно выписанных, трогающих душу восторгом и смутной тоской рассказов, – такого рода и «ранга», что изучению их можно посвятить целую жизнь. Но ведь у этого автора вовсе не было целой жизни на то, чтобы, например, суметь погрузить нас в средневековое волшебство «Роскошного часослова герцога Беррийского», его двенадцати миниатюр, – так, как мог бы лишь ученый-медиевист. («…А может, это ангел, попавший случаем в одно из владений герцога Жана де Берри – замок Этамп, развлекался и оставил людям эту удивительно красивую, странную, немного грустную и не вполне чинную зарисовку быта и нравов XV столетия?..») Или создать – словно выткать шелком! – цикл очерков о китайских поэтах эпох Тан и Мин, обнаруживая знание предмета на уровне литературоведа-синолога. Или поведать «в контексте и подтексте» о магии латинских ученых трактатов времен каролингского возрождения («Европейская культура со времен падения Рима – роза христианства, плотно перевитая вьюнком язычества…»).
Как это получается у Спиридоновой – что любая тема, которой она касается своим хрупким, звенящим словом, – словно рождается, прорастает, расцветает на наших глазах, здесь и сейчас, – поселяясь, обретая свое место в сознании читателя уже навсегда?
Да, конечно, бесконечно важно то, что Александра – дочь родителей-гуманитариев, воплощавших все лучшее, что вкладываем мы в понятие подлинного интеллигента. Что с необыкновенной щедростью одаренная девочка росла в доме-библиотеке, где «в шесть лет запросто, словно к себе домой, пришла в мир шекспировских героев. Благодаря Куну, удачно стоявшему на нижней полке стеллажей, исследовала Олимп, подружилась с героями Троянской войны и стала участницей приключений Одиссея…». А когда училась в четвертом классе, «мама сломала шаблон, подсказав идею сочинения о том, как вредно много и внимательно читать…».
Правда, боюсь, что до конца удивительной маме сломать этот шаблон не удалось. В том числе и для себя самой. Вот как они с Сашей встретили мамин 80-й день рождения:
«Знаете, что мы делали вчера, в перерыве между двумя уколами обезболивающего? Читали “Остров Борнгольм” Карамзина. И говорили о русской литературе порубежья XVIII и XIX веков. Это из нас ничем не вытравить»…
Читаю это, а в голове звучит: «Просто вы дверь перепутали, улицу, город и век…»
Бесценная удача рождения именно в такой, а не в иной семье; «перепутанный век» этого самого рождения… Доставшийся девочке от родителей и от Бога ярчайший дар слова… Да, всё так, всё это вкупе – то, что и могло, наверно, подарить миру Александру Спиридонову – такой, какой она открывается нам сегодня. Но есть, мне кажется, у нее еще одна тайна. Состоящая, быть может, в том, что, помимо власти над словами, наделена Саша еще одним непостижимым даром – даром перевоплощения, «проживания» чужих жизней. Как отец Браун у Честертона («Я – внутри человека. Я поселяюсь в нем, у меня его руки, его ноги, но я жду до тех пор, покуда не начну думать его думы, терзаться его страстями…»). Без сомнения, и писатель Спиридонова умеет так же «поселяться», обретать душу того, о чем или о ком пишет: эфиопский ли это святой-путешественник Фруменций Аксумский или Теодульф Вестгот, сподвижник Карла Великого; вьетнамская поэтесса XVIII века Суан Хыонг или герцог де Маликорн из «Города мастеров», в котором, подчиняясь властному воображению автора эссе, вдруг проступают черты Ричарда III…
Я – палимпсест всех написанных книг – хохот Энкиду, ставшего человеком, черновик письма Синухета, песни, что пел Иаков, когда стриг овец у Лавана, сквернословие Менелая посреди разрушенной Трои, замершее от красоты все так же желанной Елены; соль на ногах евреев, перешедших Чермное море, солома яслей вифлеемских, буква в четвертой эклоге «Буколик», клей в переплете стихов Алкуина, отзвук вешней любви Бернарта, взгляд умирающего Рюделя, осенние думы Ли Бо, сновиденья Горацио в день похорон датского принца, многоточие Лоренса Стерна, нитка хронопа, сотый год одиночества, площадь Сан-Марко в памяти Борхеса, – я живу в тысячах книг, живших тысячи лет до моего появленья, ставших мною и растворивших меня в тысячах слов, словно каплю чернил в океанской соленой воде.
«…Я существую во всех, все существуют во мне». Этой формуле, записанной в древней книге Зоар, не менее четырех тысяч лет. Не это ли – и главное прозрение и откровение невероятной Александры Спиридоновой, ее «Бернар», ее программа и кредо, уместившиеся в тридцати отточенных строчках?.. Бывают такие тексты: читаешь слово за словом – и словно с замиранием сердца перебираешь в пальцах, ощупываешь, гладишь собрание редчайших драгоценностей, – и в каждой переливаются, вспыхивают сверкающими гранями таинственные миры… Счастлив писатель, которому хотя бы раз выпало написать такое. А уж какова цена за это – знает только он сам.
(«Это прямо Борхес!..» – потрясенно воскликнул поэт Бах Ахмедов, прочитав Сашин «Палимпсест». А у меня мелькнуло мгновенным щемящим воспоминанием: «Укором и слезой не опорочу / Тот высший смысл и тот сарказм глубокий…»… Нет, не хочу продолжать…)
«– А еще, Господи, – скажу я, когда буду умирать, – спасибо Тебе за Ли Бо.
И это действительно правда. Он для меня – пример того, как смертный человек может обрести бессмертие. Не как физическое состояние и не как метафору (память в веках), – как осознание себя истинного. Христианин назовет это «царством Божьим внутри нас», буддист – просветлением, даос – эликсиром бессмертия или великой трансмутацией. Это всегда можно как-то назвать и долго рассуждать о сути названия, но кто-то один отделится от мириады говорящих и пойдет гулять среди облаков и звезд, возьмет в собеседники горы, а в собутыльники – луну, и вот уже о нем начинают складывать легенды, потому что земной человек оказывается не определяем земными понятиями…»
…Привожу эти цитаты – и понимаю, почему так долго «не шел», не получался у меня очерк о творчестве Спиридоновой, хотя садилась за него много раз. Что ни напиши – банально, плоско, скудно в сравнении с созвездиями, сияющими в каждом ее абзаце. Много ли у нас таких волшебников пера, с необозримыми пластами культуры, стоящими за любым их текстом? Я не знаю больше ни одного. А вот сама Саша говорит о себе: «Я всегда только училась на волшебника…»
Лейла ШАХНАЗАРОВА
Окончание следует.